— Господи, что за изуверство! — подхватила теть Зоя. — В наше время мужчины женщинам кольца дарили, замуж звали, если хотели вместе быть. Не нужен тебе, Маюська, такой варвар. А ты снимай давай, чего смотришь?
— Ты еще хранишь кольцо матери? — вдруг обратился Лео к отцу. Тот под напряженным взглядом моей мамы коротко кивнул. — Принеси, пожалуйста.
— Нет! — выкрикнула я. — Хватит устраивать цирк, Лео. — Невольно мой взгляд метнулся к его глазам — и я забыла как дышать. Он никогда так не смотрел на меня. Так, что душа выворачивалась наизнанку. Так, что невозможно было отвести взгляд. В его глазах было столько боли и отчаяния, и вместе с тем они светились каким-то странным блеском — влюбленным, бешено-счастливым. Будто для него смысл жизни крылся только в том, чтобы меня видеть. Он смотрел на меня так, как приговоренный к смерти смотрит последний раз на солнце. В его взгляде умирала надежда.
Его отец прокашлялся, привлекая к себе внимание. Кажется, мы действительно очень долго не могли разорвать зрительный контакт. И не разорвали, пока он говорил:
— Думаю, тебе стоит самому купить ей кольцо.
— Васюша… Это не совсем правильно. То есть совершенно неправильно! Они же брат и сестра!
— Все, Светлана, довольно. Я знаю, что Майя не моя дочь.
— Откуда… Васюша, я…
— Мне кажется, наши дети должны знать правду, какой бы она ни была. Наконец-то мы собрались все вместе. Пришло время поговорить.
Теперь мы оба одновременно метнули взгляды в сторону родителей. Что-то отвратительно липкое подкрадывалось к горлу, то ли самый низменный страх, то ли дурное предчувствие. По выражению лица матери складывалось впечатление, что ей сейчас придется сделать шаг на эшафот. Неужели за объявление этой правды мы должны будем забить ее до смерти?
Лео взял меня за руку и повел к дивану. Рядом со мной примостилась теть Зоя и крепко сжала мою ладонь своими сухими, шершавыми, но такими теплыми руками. Старший Смирнов сел напротив и, приобняв мою мать, что-то шепнул ей на ухо, после чего она резко перестала плакать. Посмотрела на него взглядом, полным робкой надежды, и спросила:
— Ты уверен?
Он коротко кивнул.
— Говори. Ни один факт из твоего прошлого не заставит меня отвернуться от тебя. Все мы делаем ошибки — никто от них не застрахован. Я не буду тебя винить или ненавидеть.
Мама долго молчала, тяжело дыша и явно нервничая, сжимала руку своего жениха. Качала головой, смотря перед собой невидящим взглядом. Отец Лео протянул ей стакан воды, который она осушила залпом. Отставила его и только потом заговорила сухим, тихим голосом:
— Двадцать лет назад Аделина отдала мне свою дочь. Не знаю, от кого она ее родила, но явно не от Васюши. Я забрала девочку и воспитывала как своего ребенка.
— Что за бред? — ощетинился Лео, невольно стиснув мою руку до боли. — Моя мать в жизни не изменила бы отцу! Да, у нее после меня были выкидыши. А двадцать лет назад у нее родился мертвый ребенок! Врачи говорили…
— Нет уж. Мертвый ребенок родился у нее двадцать восемь лет назад. Тогда мы и познакомились с Аделиной в роддоме. Она не хотела возвращаться домой без сына, ибо боялась, что шикарный муж-миллионер точно ее бросит. Надеялась скрепить отношения рождением ребенка. А я понимала, что сын тогда мне будет только обузой. Мы договорились о материальном вознаграждении и о том, что Аделина всегда будет мне звонить и рассказывать, как дела у моего сына. Высылать его фотографии и радовать его успехами. Даже обещала устроить меня к нему нянечкой, но… Ни разу так и не позвонила. Только передала деньги через курьера. Я ее долго искала, а когда несколько лет спустя случайно встретилась, она осыпала меня угрозами…
Слева послышался нервный смех Лео.
— Такой ахинеи я в жизни не слышал! Светлана Иннокентьевна, у вас просто поразительная способность выдумывать искусную ложь и притворяться божьим одуванчиком. Можете дальше не продолжать, пока я не возьму у нас всех, находящихся здесь, материал для ДНК и не вернусь с результатами.
Ошарашенная, я смотрела то на Лео, то на… мать? Она с грустью улыбалась, совершенно не реагируя на его вспышку гнева. Мне казалось, она сейчас впервые никем не притворяется, на лице нет привычной маски, а глаза смотрят с искренностью.
— Мой бывший был таким же красивым, как и ты. Даже характером чем-то похож. Упертый, излишне самостоятельный, независимый. Мы очень любили друг друга, но расстались, потому что были слишком молоды и, наверно, не готовы к семье. Он зарабатывал тем, что угонял машины, разбирал их на детали и продавал. Совершенно не хотел устраиваться на обычную работу и не особо-то был рад, когда я сообщила, что беременна. Потом он, конечно, образумился, но к тому моменту наши пути уже разошлись. Сейчас у него своя семья где-то за границей.
Я вынула руку из ладоней теть Зои и сжала обеими руками руку Лео. Его поза, на первый взгляд, казалась расслабленной — раскинутые в стороны колени, свободно сидел, опираясь о спинку дивана — но только я ощущала волны исходящего от него напряжения. Смотрел какое-то время, не моргая, на мать, пока не облокотился о диван и не принялся тереть лоб пальцами.
— Майюша, я вовсе не из-за денег тебя растила. Через восемь лет Аделина все-таки позвонила мне и… предложила забрать новорожденную дочь. Говорила, что отдаст ее в детдом, если не заберу. Ибо ее муж-миллионер точно бросит ее, когда догадается, что и второй ребенок не от него. Я поначалу не соглашалась, потому что денег растить девочку особо не было, еще и я недавно развелась. Но потом мне стало жаль ту малышку, которая оказалась совершенно никому не нужна. Да и мои биологические часы тикали — после Ленюши я так больше и не смогла забеременеть. Я уже тысячи раз успела пожалеть, что отдала его. — Она сделала судорожный вдох и вытерла скатившиеся слезы. — Да, я была единственной, кто знал секреты Аделины. И вместе с дочкой она передала мне огромную сумму, как плату за молчание, угрожая страшной расправой, если я к ее семье приближусь хоть на шаг. — Ее уголок губы дернулся в усмешке. — Но дело в том, что за восемь лет со дня рождения Ленюши я сложа руки не сидела. Познакомилась с мужем Аделины и прочно засела в его списке женщин, с которыми он время от времени встречался. Кроме того, со временем я стала настолько близка к нему, что он даже начал делиться со мной рассказами о своем сыне. О моем сыне. Но, когда узнал, что его жена беременна, отдалился. Не выходил на связь. Возможно, почувствовал себя виноватым. Мы возобновили общение через несколько лет, и я рискнула его обмануть. Понимаю, мне нет прощения. Но я не придумала ничего лучше, чем как сказать ему о том, что родила от него ребенка. Лет шесть Аделина даже не подозревала о моем существовании в качестве его любовницы. Но когда узнала, подожгла мою квартиру.
Среди напряженного безмолвия в моей голове внезапно вспыхнула мысль: «Не каждый человек мстит пожаром. А я могла и умела». Я сжимала руку Лео, пытаясь его поддержать, но с каждым словом у меня самой мир рушился. Не знаю почему, но я чувствовала, что никакие тесты не понадобятся. Рушился не мир, а рассыпалась железобетонная скорлупа, под которой пряталась правда. Теперь она заполняла собой все вокруг, снимала маски, выворачивала наизнанку душу, где трепетала искренность. Ее вкус был горьким — от него сводило челюсти, ее тяжело было проглотить. Она была как противное лекарство — нужно перетерпеть тошноту, пока оно попадет внутрь и подождать. Горький вкус со временем сотрется с языка и придет облегчение.
