Сперма брызнула, а вместе с ней вытекло напряжение, ломота в теле. Пришло приятное опустошение. Я вздохнул, по коже разбегались мурашки.
Бежать обратно или дать бесовке еще несколько минут? Если она вернулась, конечно.
Я помыл член, смыл сперму со стенки душевой кабины, вытерся и закутался в халат. Так будет легче сдержаться. Если вернулась…
Пора выходить.
На пороге спальни я на миг замер, ошарашенный. Беатриса зыркнула на меня глазами нашкодившего ребенка, но не выпустила пипетку изо рта. Она ее, видимо, всю наполнила джемом и теперь его высасывала, обхватив губами стекло пипетки. Я сдержал радостную улыбку и добавил в голос стали:
— А ну, живо брось! Я тебе сказал, не снимать повязку и не трогать ничего!
— Акула! — вмазала она мне стоп-словом по лицу. — Не кричи на меня! Тебя долго не было, а джем очень вкусно пахнул.
— Так что? Теперь мне все прекратить? Или научишься терпению?
— Нет, продолжай.
Она протянула пипетку мне. Сердце пустилось вскачь. Я в два шага подступил к кровати и отобрал орудие пыток. Беатриса завязала ленту.
— Тебе не жарко в куртке? Сними ее.
— Не жарко.
Скоро станет жарко так, что будет невыносима любая одежда на теле.
Осталось пять вкусов. Три баночки пустые. Пингвина не трогала — доберись она до него, я бы не докричался до ее здравого рассудка.
Едва она улеглась на подушки, я умостился рядом и открыл четвертую баночку, красную. Бесовка высунула язык.
— Нет, нет. Не высовывай, лишь приоткрой рот… Да, вот так. Теперь обхвати губами пипетку и пососи, как ты только что без меня делала.
У меня снова стало жарко в паху. Я запустил свободную руку под халат и сжал член, который упорно поднимался. Она все равно не видит. Поглаживая себя, я не мигая смотрел на ее губы. Обмазать в следующий раз джемом член? Это слишком. Рано.
— Клубника, без сомнений, — произнесла Беатриса, когда я забрал пипетку и облизал.
— Ты легко угадываешь. Но сложное впереди.
— И что ты сделаешь, когда не отгадаю?
— Увидишь.
Я раскинул лацканы куртки в стороны, оттянул вырез майки и погладил перышками под ней: в ложбинке, вдоль верха чашек бежевого бюстгальтера, ближе к подмышкам. Бесовка блаженно промурлыкала.
— Блин…
— Щекотно?
— Приятно.
— Отгадаешь очередной джем, и я продолжу.
Пятая баночка бордовая. Я погрузил пипетку в джем, набрал побольше и поднес к губам Беатрисы. Она немного потянулась носом, глубоко вдыхая, высунула язык и лизнула стекло.
Специально? Я не сдержался: вложил пипетку в рот глубже, чем прежде, и принялся ее вытаскивать, когда бесовка начала сосать. И вновь засунул глубже. Свободная моя рука машинально опустилась на член. Мать твою… Он опять стены долбить готов. Или этот соблазнительный рот. Я медленно двигал пипеткой и с такой же скоростью вел пальцами по члену.
Но джем закончился, высосала до конца, мне не оставила капли. Я с неохотой вытащил пипетку и с удовольствием ее облизал.
— Не знаю, что это…
— Попробуй угадать, одна попытка у тебя есть.
— Вообще даже… Может, ежевика? Не помню, какая она на вкус.
— Неправильно. Это малина с гранатом.
— Ах вот как! — Она слепо махнула рукой, ухватила меня за халат на плече и потянула на себя. — Подвох, значит?
— Я ведь предупреждал, будут сложные варианты. Готова к неприятному? Если будет больно — говори стоп-слово.
— Больно? Если будет больно, я не просто скажу стоп-слово, а так само больно сделаю тебе! — Бесовка слабо толкнула меня в плечо и положила руки вдоль тела. — Я жду.
— Кстати, вполне возможно, тебе понравится.
Я ущипнул себя за запястье — боль иголками разлетелась под кожей — и приготовился стискивать раза в два слабее. Пальцами я нежно погладил тонкую шею, зажал между ними кожу, потянул, надавил и отпустил. Беатриса вдохнула воздух через приоткрытый рот, но молчала. Я ущипнул чуть ниже, возле ключицы.
— Не волнуйся, синяков не будет. Не очень больно?
— Не очень…
— Можно чуть сильнее сжимать? — спросил я, покрывая щипками зону декольте. На золотистой коже расцветали красные розы.
— Не надо сильнее, — пробормотала она.
Мои пальцы двигались вдоль чашечек бюстгальтера, вырез майки давно съехал ниже. Я приподнял край левой чашечки и ущипнул за верхнее полукружие груди. Бесовка ахнула. Пока она не очнулась, я заглянул за край правой чашечки и так же ущипнул.
— Ирий! — Улыбаясь, она взметнула руку, не прикрыла грудь, а шлепнула от души меня по плечу. Я раззадорился. Когда я буду ее трахать, она расцарапает мне спину до кровавых полос? Увидеть бы ее дикой, озверевшей от мощи удовольствия.
— Продолжим?
— Да. И все-таки мне жарко.
Пока я набирал в пипетку джем из следующей, шестой, банки темно-синего цвета, бесовка снимала куртку. Мой взор приклеился к изгибам женского тела — белая майка почти ничего не скрывала. Но если снять ее вместе с бюстгальтером, будет лучше. Повторить бы руками изгибы, смять округлости, прижать крепко к себе хрупкое, беззащитное тело и вбиваться в него с безумием. Я вновь опустил руку на напряженный член: погонять или запрячь в узду? Не дает покоя.
Беатриса обсасывала пипетку недолго — она спешила ответить и, видимо, получить приятное вознаграждение.
— Это просто. Черника.
— В точку.
— Сколько еще неоткрытых банок?
— Две.
Она едва заметно поджала губы и расслабила их. Неужели рассчитывала, что, как закончится джем, закончится игра?
— Ты уже отгадала пять из восьми, то есть большую часть. А это значит… — Я взял тиклер и поласкал ей шею. Кожа красноватая после щипков, более чувствительная, чем прежде. — Значит, ты заслужила главный приз.
— Какой? — В ее голосе задрожала хрипотца.
— Я объявлял вначале. Потерпи немного.
Перья описывали круги на зоне декольте, подбираясь к груди. Я поддел пальцем чашечку бюстгальтера и пощекотал дразнилкой затвердевший сосок. Беатриса могла бы оттолкнуть меня, сказать стоп-слово, но тогда игра остановится и она лишится главного приза. Поэтому не помешала? Или потому что отдалась наслаждению? Я повторил со вторым соском, чуть дольше задержался, задевая его легкими перьями. Коснуться бы его языком, сжать слабо зубами, всосать губами.
А в то же время неспешно двигаться в ней, растягивая удовольствие.
Дурею… То жажду скорости, то нежности. Чего ждет она? Как найти ответ в ее движениях, выражении лица, вздохах, голосе?
