Но пока пришла очередь седьмой баночки, темно-сине-фиолетовой, почти черной. Бесовка проиграет. Это ежевичный джем. Она минутами ранее сказала, что забыла, какая на вкус ежевика. Я заранее предвкушал шаловливое наказание, когда набрал пипетку джема и дал Беатрисе ее пососать. Она втянула в себя все и долго молча лежала, облизывая губы, пока я доедал остатки из банки.
— Сдавайся.
— Дай еще.
— Уже баночка пустая.
— Как?
— Я съел. Вкусный джем, правда?
— Больше нет?
— Высунь язык.
Я обнаглел. Ибо высунул язык и, наклонившись, лизнул кончик ее языка. Она мигом спрятала его за сомкнутыми губами и задумчиво промычала. Я сцепил зубы. Не собирался целовать, но нестерпимо…
— Не распробовала. Дай еще.
Пальцами я зафиксировал изящный подбородок и впился в губы. Она податливо приоткрыла рот, впустила мой язык. Мы легко нашли один на двоих ритм, с которым двигались наши рты. Я то увеличивал напор, то отступал, то ласкал, то готов был вгрызться в нее. Пусть внешность не Беатрисы, но движения ее — ее слюна, тепло, запах. Мои руки, упираясь в постель, подрагивали — я еле-еле сдерживался, чтобы не пустить их в ход. Рановато. Еще один неизведанный вкус ждет. Я собрал волю в кулак — и резко разорвал поцелуй. Теперь бы приструнить похоть — в паху горело.
— Сдаюсь, — пробормотала она, тяжело дыша через рот. Губы покраснели, чуть набухли. Прижаться бы к ним снова, сей миг.
— Ежевика это. Готова к неприятному?
Кивнула. Я взял тиклер за перья, пластиковым концом провел от ее уха по шее до ключицы и поддел бретельки бюстгальтера и майки — их вместе спустил с правого плеча. Нежная кожа словно умоляла о поцелуях. Или об укусах. Но ни то ни другое не получит. Я рывком отогнул чашечку, обнажая грудь.
— Ты что… — Бесовка привстала на локте и потянулась к алой повязке. Я перехватил ее руку.
— Хочешь все остановить? Тогда главный приз не получишь.
— Нет, я… Хочу снять ленту. Мне страшновато стало, знаешь ли…
— Снимешь, когда отгадаешь последний вкус. А пока потерпи. Идет?
— Ладно. Но если мне будет больно, я тебя ударю. Чисто машинально. Случайно.
Колени ее от паха довольно далеко. Прочее неважно. Грудь мягкая, нежная, затвердевший сосок призывно торчал. Я сложил большой и средний палец в кольцо, приготовился и щелкнул по соску.
Бесовка ахнула. Должно быть немного больно, но сильнее возбуждающе. Я щелкнул опять и опять. Она выгнулась. Да, вот так. Ей в кайф. Другой рукой я полностью достал грудь, сжал пальцами у основания и выстрелил тремя щелчками, после чего отпустил.
— С ума сойти… — шептала она через сбивчивое дыхание.
— Понравилось?
— Ужасно не понравилось… Сосок огнем горит. — Беатриса опередила меня — поддела бретельки и спустила с левого плеча. — Меня словно током пронзало. Не знаю, как переживу это еще.
Я усмехнулся и, поймав ее руку, завел за голову.
— Держи так. Или привяжу.
Она послушалась, а я освободил от чашечки вторую грудь. Темная горошина сладко манила — я потер сосок между пальцами, но едва бесовка тихо простонала, щелкнул по нему. Потом пауза и три раза торопливо. Она каждый раз вздрагивала. Я дико заводился. Как дотерпеть? Она ведь готова, почти. Если потороплюсь — спугну.
Я взял грудь в ладонь и стиснул так, чтобы сосок выдулся между большим и указательным пальцами. Щелчок, щелчок, щелчок. Беатриса выгнулась пуще прежнего, будто умоляла взять ее всю. Я насильно заставил себя отвернуться и взял последнюю баночку, неясного цвета. Черная, с коричневым или с синим оттенком. Пофиг. Я скорее набрал пипеткой джем и поднес к ее губам.
Она, видимо, учуяла сладкий аромат и открыла рот. Я выдавил чуть-чуть, крупная капля упала на нижнюю губу и потекла по подбородку, хоть бесовка и ловила ее языком. Я поймал шустрее — слизал и втянул в себя сладкую нижнюю губу, прикусил слегка.
— Слива с шоколадом? — прошептала Беатриса.
— Да.
— Мне нужно в туалет. — Она шустро подорвалась, скинула ленту и вылетела из комнаты. Полчаса прошло? Я совершенно потерял счет времени, подскочил следом, сшибая баночки на пол, и рванул в прихожую. В ванной комнате текла вода. Я облегченно вздохнул и вернулся в спальню, прикрыв дверь.
Простыни смяты, одеяло скомкано, свисало с постели, цветные баночки врассыпную разбежались по серому ламинату. Я заставил каждую взмахом руки взлететь и выстроиться в ряд на тумбе, туда отправил пипетку. Позже выброшу. Беспорядок на постели не бесил — наоборот, вдохновлял. Я улегся и заложил руки за голову.
Минуты не прошло, как Беатриса появилась на пороге, прятала глаза. Куртка, бретельки и бюстгальтер на месте. Насколько мы отдалились от секса за минуту?
— Жалеешь? — Я встал, запахивая халат.
Она крутила бегунок полурасстегнутой куртки под грудью. Вот-вот сломает к чертям собачьим.
— Я жалею, что не спросила. Что ты потребуешь взамен? На кой черт тебе играть со мной в игру, когда ты не получаешь ничего…
— Я не делаю то, что не нравилось бы мне. — В горле пересохло. Я поднял матрац и достал бутылку воды. Пока откручивал крышку, говорил: — Имеешь в виду, потребую секс? Его требовать не буду. — Я присосался к горлышку и втолкнул в себя четыре крупных глотка. — Но мне будет сложно тебе отказать, если ты потребуешь.
Беатриса дерзко сорвала куртку и швырнула в меня. Решила, я солгал? Чистая правда — я ей не откажу, как отказываю всем эту неделю. Нет настроения трахать кого-то левого, когда мысли вертятся вокруг одной девушки. И я не умру, если подрочу лишний раз в душе.
Требовать от Беатрисы секс? Зачем, когда она сама о нем мечтает? В другом случае не сняла бы куртку, не села вновь на кровать и не заявила бы:
— Я жду главный приз.
Значит, у меня есть еще полчаса. И пингвин.
Глава 14. Ирий
Сидя на кровати, нахалка без разрешения взяла пингвина и принялась осматривать игрушку. Черно-белая, размером до пятнадцати сантиметров, легко ложится в женскую руку, похожа на маленькую кеглю, как по мне, больше, чем на пингвина. На верхушке кегли самое интересное — широкое отверстие, куда бесовка засунула палец.
Едва сдерживая смех, я сказал:
— То место не для пальцев.
— А для чего? — Будто не дожидаясь ответа, она нажала на кнопку. — Воздух внутри гуляет. — Ее губы задумчиво надулись. — Для сосков, что ли?
Я остановил бы ее, но зачем?.. Как найти в себе силы остановить девушку, когда она спускает бретельки майки, а затем бюстгальтера, и освобождает грудь? Я, наоборот, шагнул ближе, присел у ее коленей, положил руки на округлые бедра и развел в стороны. Беатриса замерла, накрыв сосок отверстием игрушки.