Одежду всю она порезала, разложила гирляндами на полу. Рассыпала презервативы. Среди разломанных игрушек на кровати я нашел записку: «Я сделала то, что обещала. Заодно вырвала, истратила, уничтожила все чувства, которые к тебе испытывала. Да, я хочу, чтобы ты пострадал хоть немного так, как я».
Зато не добралась до сейфа, где мирно лежал почти миллиард.
Сумасшедшая. Бешеная. Дикая.
Ждала, что я буду страдать? Из-за разгромленной квартиры? Чепуха. Меня пробирал смех. Страдать я буду оттого, что у меня нет шанса усмирить ее нрав.
В продюсерской компании она не появлялась. К Арвиду не придет — у него дома камеры в каждой комнате, кроме ванной.
Может, она выбросила смартфон и Келлан ее не нашел.
Среди беспорядка я уселся на пол, спиной к окну, написал несколько новых строчек и отшвырнул мобильник. Надо избавиться от этой квартиры. Ничего не забирать, кроме денег. Вызвать клининг. Вложить вдохновение, переживания еще в одну песню.
Время до концерта бежал быстро, но мы — быстрее. Закончили писать новую песню, разучили ее, довели до совершенства другие. Все четыре композиции, которые добавились до репертуара «Бури», я отыграю на синтезаторе. Небольшая передышка на концерте от гитары.
Вечера немного освободились. Напряжение росло. Билеты продались все до единого, после чего Герт помалкивает на репетициях. На интервью я уклончиво отвечал по поводу планов, мол, все мысли только о концерте. Стадион вмещал сто тысяч человек. Да меня снесет шквалом энергии от поклонников.
— Придумываешь новую песню или пишешь благодарственную речь? — спросил Арвид и упал рядом на диван.
— Второе, — пробормотал я, не отрывая глаз от смартфона, где лишь две строчки: «Спасибо вам за то, что исполнили мечту, о которой я даже в самых смелых фантазиях не мечтал». — Фигня какая-то…
— Помочь?
— Свою пиши.
— Я уже год как не готовлю речи, сами рождаются под конец концерта. А ты трудись! — он похлопал меня по спине и ушел. Возможно, зря я не взял помощь — осталось мало времени. Завтра последняя репетиция, вечером выступление. Готово все, кроме моей речи.
С незнакомого номера пришло сообщение:
«Верни до полуночи деньги, или я ее убью»
Я подскочил на диване и выронил смартфон из рук — тот приземлился на пушистый синий ковер. Пульс застучал в висках. Я смотрел на экран, как на призрака.
Келлан, мразь, вылез из норы. Только очухался или ждал удачного момента? Хотя мой номер наверняка непросто достать.
«Да ладно?», — печатал я ответ. — «Почему не прислал фото, где она связана и с кляпом во рту?»
Дух Беатрисы не позволил бы кому-либо издеваться над своей служительницей. Если бы застал, конечно.
«У меня теперь тоже есть пистолет, круто, правда? Я ее не связывал, и не затыкал рот. Зачем? Просто наблюдаю за ней из окна. Она как раз читает книгу в кресле. Интересно, она откроет дверь, если позвоню, или лучше дождаться, пока она ляжет спать, и отпереть замок отмычкой?»
Глава 20. Беатриса
Я почти засыпала с книгой в обнимку, как противный звонок ворвался в мой сонный мирок. Пришли пьяные гости к соседям и вновь ошиблись квартирой?
Снять жилье в тихом месте денег пока не хватало. Зато беруши дешевые — я всунула их в уши и сосредоточилась на странице книги. Где я читала до того, как навалилась дрема?
На углу поля зрения замигал смартфон — звонил незнакомый номер. Я выждала минуту, разглядывая цифры, и вернулась к книге.
Звонок повторился. Ошиблись номером? И квартирой? Кто-то дорывался до меня? Ирий? Если бы… Вряд ли он захочет меня увидеть, разве что ради того, чтобы я компенсировала ущерб. Страшно жалею о том, что сотворила с его квартирой.
Смартфон коротко мигнул. Сообщение?
«Открой, пожалуйста, дверь. Я с миром»
Меня пробрало ледяной дрожью. Келлан… Он не улетел на другую планету? Я отложила книгу и беруши, подхватилась на ноги и поспешила в прихожую. Камера передала зернистое изображение коридора: высокий широкоплечий парень, в толстовке с капюшоном, медицинской маске и квадратных очках. Облачение прятало красивые черты, но сомнений нет — за дверью стоял Келлан.
Слезы на радостях подобрались к глазам. В груди разливалось тепло. Он не улетел! Вернулся мириться! Глупо бросаться на него с объятьями, ведь я не простила. Из-за его выходки меня чуть не поймали.
— Я слышал твои шаги, пусти, прошу.
Во мне все смешалось: злость, нежность, любопытство.
— Я не требую, чтобы ты меня прощала. Лишь дай шанс с тобой поговорить.
Без него я могу поставить крест на мечте. На продажах картин я не заработаю столько, чтобы улететь из Калинидикса. А другой заработок мне не светит — весь сектор кишит моими фото.
Я открыла дверь. Ссутулившись, держа руки в карманах, Келлан смотрел на меня через толстые стекла виноватыми глазами. У меня сердце сжалось.
— Беа…
— Тише. Заходи скорее.
За ним я заперлась и предложила чаю. Нужно занять чем-то руки — они похолодели и дрожали. На кухоньке едва втиснулся столик из пухоблока и два стула. Я включила электрочайник, достала два пакетика черного чая. За спиной заскрежетали ножки стула о старый линолеум, твердый, как бетон. Возможно, Келлан сел за стол. Я не оборачивалась, пока не закипел чайник, а затем разлила кипяток по чашкам и повернулась.
Келлан сидел без капюшона, маски и очков, расстегнул толстовку. Каштановые волосы в беспорядке, на щеках и подбородке недельная щетина, под глазами залегли тени. Я выглядела тоже помятой — плохо сплю все время, как избежала задержания. Снятся кошмары.
— Слушаю тебя, — сказала я и уселась на стул. Руки обхватили горячую чашку, пофиг, что печет. Зато отвлекает от того, как внутри все переворачивается.
— Я хочу быть с тобой честным. Только дослушай до конца, не перебивай, хорошо?
В ответ я кивнула, уставившись на его руки, тыльную сторону которых расчерчивали крупные вены.
— Я к тебе перегорел уже давно. Еще до того, как мы бежали из пятого сектора. Но продолжал делать все то, что раньше, лишь бы ты ничего не заметила. Быть нежным, заботливым. Потом мы переехали, наконец-то занялись тем, к чему готовились два года, и я загорелся вновь. Это были уже не те первые милые чувства, это было что-то дикое. Я каждый день боялся тебя потерять. Потому что ни на грамм не чувствовал тебя своей.
Глоток чая обжег язык. Я отставила кружку и сложила руки на груди, засунув ладони под подмышки. Взгляд переполз с рук Келлана на искусственное карликовое деревце, которое я вчера от скуки протирала два часа.
— Ты никогда не говорила, что любишь меня.
Я закусила губу, чтобы не перебивать. Уйма слов вертелась на языке.
