Я еще немного посидел на травке. Несколько раз безуспешно пытался докричаться до нейросети. Наконец мне это надоело, и я направился в сторону жилого корпуса.
* * *
Просторный кабинет, в стиле тяжеловесного фундаментализма сталинской эпохи. Через окно, занимающее практически целую стену, в помещение проникает яркий свет дневного светила. Пара массивных диванов вдоль стен, обтянуты натуральной кожей. Огромный стол для совещаний буквой «Т» и ряды стульев вокруг него занимают большую часть пространства кабинета. Стены украшены панелями из шпона благородных пород древесины. Дровяной камин, встроенный в одну из стен, чернеет мрачным прямоугольником топки. По стенам выстроены шкафы с книгами, папками, даже вышедшими из употребления электронными носителями. Потолок высокий, не менее пяти метров. Две массивные бронзовые люстры сверкают в свете дня хрустальными подвесками.
За столом мужчина в форме адмирала флота ВКС России. Крепкого телосложения, с правильными чертами лица, лишь чересчур массивная нижняя челюсть слегка нарушает гармонию. Коротко, по-военному стрижен. Сидит неподвижно, откинувшись на спинку удобного кожаного кресла, глаза закрыты. Движение глазных яблок под веками и частое подергивание ресниц свидетельствуют о том, что человек не спит, а весьма активно работает с внутренним интерфейсом своей нейросети.
— Разрешите войти, товарищ адмирал? — На пороге появилась одна очень знакомая мне дама, а именно — майор Полякова Надежда Викторовна. Как обычно, в безукоризненной военной форме, обалденно красивое лицо без малейших следов косметики, светлые волосы уложены в неброскую аккуратную прическу.
— Проходи, Надя, присаживайся, — открыв глаза радостно заулыбался мужчина. — Чего мнешься у двери, будто не родная?
Полякова нерешительно вошла в начальственный кабинет, скромненько так уселась на уголок стула немного поодаль от начальства.
— Я к вам с не очень хорошими вестями, Олег Борисович.
И тут до меня дошло. Олег Борисович Савин, командующий Первой ударной группировкой ВКС России. Фигура весьма закрытая и абсолютно непубличная. Министр обороны чаще мелькает перед народом, чем этот человек. Впрочем, министрам положено мельтешить в медиапространстве, а таким крутым парням, как адмирал, следует находиться в тени и решать реальные задачи по защите и обороне воистину необъятных рубежей нашего государства, многократно увеличившегося за счет экспансии в другие миры.
— Успокойся, девочка, и докладывай, что у тебя за проблема нарисовалась.
— Провал операции «Жук в муравейнике». Сутки назад произошла полная утрата моей привязки к объекту Лед. Пифии не фиксируют вероятностных линий восстановления утерянных связей в обозримом будущем. Короче, полная жо… беда, товарищ адмирал.
Какое-то время мужчина молча оценивал сказанное дамой. Скорее всего, пытался понять, о чем идет речь. Наконец до него начала доходить суть грядущих неприятностей. Его лицо покрылось алыми пятнами, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
— Ты хочешь сказать, что миллиард без малого соларов вот так просто пропал, и мы потеряли возможность масштабной экспансии на Дальнюю? Уверена?!
На что майор потупила глазки и еле слышно одними губами пролепетала:
— Так точно, Олег Борисович.
Адмирал, не стесняясь присутствия дамы, крепко нецензурно выругался. Затем обхватил руками голову и грустно сказал:
— Плохо, Надя, очень плохо. Теперь кое-кто предъявит нам… мне очень длинный счет за всю противозаконную суету, что мы затеяли вокруг того несчастного парня, на которого указали твои Пифии, как единственного кандидата на главную роль во всем этом марлезонском балете, именуемом «Жук в муравейнике». Кстати, я все забываю спросить, откуда это дурацкое название.
— Так называется написанная во второй половине двадцатого века писателями-фантастами братьями Стругацкими повесть. Если хотите…
— Не нужно, в тюрьме у меня будет много времени для прочтения книг. Надеюсь, за былые заслуги перед родиной меня не пошлют на виртуальный лесоповал, а предоставят отдельную уютную камеру с приличной кормежкой и доступом в Сеть.
— Зря вы так переживаете. Пифии подтвердят, что происшедшее вполне вписывается в рамки форс-мажорных обстоятельств и обвинять вас в чем-то просто глупо. Скорее, пострадаю я и несколько моих подчиненных.
— Ты?! — громко воскликнул хозяин кабинета. — Причем тут ты со своими пророчицами?! Как только журналюги пронюхают о причастности моих архаровцев к смерти Ивана Ильича Ледогорова и еще сотен других ни в чем неповинных людей, отправленных на заведомый убой, я труп. Меня тихонько уберут те, чьих надежд я не смог оправдать, и спишут на банальное самоубийство или несчастный случай. Тебя и твоих Пифий, скорее всего, тоже не помилуют — уж слишком вы много знаете.
— Так что же нам делать? — Огромные голубые глазищи Надежды увеличились от испуга еще раза в два.
— Бежать. Ты иди пока, Надюша, а я подумаю, как это дело лучше всего обставить.
* * *
Проснулся я в холодном поту и мгновенно оценил только что виденный сон. Проклятая нейросеть все еще находилась в состоянии полного игнора своего владельца. Впрочем, и без ее мудрых пояснений было понятно, что недавнее сновидение вовсе не продукт моего воспаленного воображения, а вполне конкретная информация, пришедшая извне, точнее либо с далекой родины, либо с одной из колонизованных моей родиной планет. Скорее всего, это все-таки Земля.
Тщательно проанализировав виденное, я заскрипел зубами. Кусочки пазла в голове сами собой сложились в стройную картину. Твари бессердечные. Ради того, чтобы получить доступ к людским и природным ресурсам этой планеты, убивать людей: Деда, экипаж Пепелаца и еще многих и многих других моих соотечественников. Скорее всего, адмирал и Полякова со своими Пифиями лишь мелкие фигуры, которыми можно пожертвовать в случае неудачи. За ними наверняка стоят солидные дяди с карманами, туго набитыми деньгами, — основные выгодоприобретатели во всем этом грязном деле.
С раннего детства меня отучали от привычки плакать. «Слезы — совершенно ненужный фактор для мужчины, не способный повлиять на обстоятельства никоим образом, только застилающий взор и мешающий правильной оценке ситуации», — так любил говаривать Дед. Однако сейчас мне более всего хотелось уткнуться в подушку и горько разрыдаться. Попытался, но ничего из этой затеи не получилось. Злость и ненависть, чувство бессилия от невозможности дотянуться руками до тех тварей, что остались на Земле, тех, кто, по сути, лишил меня родины и привычного уклада жизни, не смогли выжать из моих глаз хотя бы каплю соленой влаги.
Оказавшись в чужом мире, я все-таки подспудно надеялся, что вот-вот придут земляки и вытащат обратно на Землю. Теперь понял, что не придут и не вытащат. Да и сам бы я не очень хотел видеть этих подонков на Эде. Известие о том, что перестал быть для них эдаким якорем, позволяющим проникнуть на ту планету, меня даже обрадовало. С души будто тяжеленный камень свалился.
