Чиж занимался тем, что внимательно осматривал мой гидрокостюм на предмет повреждений. И только перс, вновь принявший человеческое обличье, с невозмутимым видом развалился на диванчике.
До истока Стылой мы добрались без проблем и так же спокойно спустились к нашему мини-заводику. За всеми этими треволнениями совершенно не заметили, что день почти закончился и близится вечер. А ведь мы даже не обедали, но, только когда сошли с катера и, не оглядываясь, направились к паромобилю, я понял, как сильно проголодался. А еще мучила боль в грубо обработанных дезинфицирующим составом царапинах и перегруженных мышцах ног, заставляя меня переваливаться на ходу подобно утке.
Задерживаться на пирсе смысла не было. С судном разберется Степан, а все остальное, включая истукана — будь он семь раз неладен, — нас совершенно не касается. Пусть этим занимается ведун. Зорян за время обратного пути успел прийти в себя, но так и не сказал ни слова. Просто лежал на диванчике, лишь изредка открывая глаза. Судя по поведению Пахома, который тоже был угрюм дальше некуда, со стариком действительно ничего страшного не произошло.
Вид и у меня, и у Чижа был крайне неподобающим для ресторации, да и для приличного кабака — тоже, так что пришлось терпеть до дома. Ну а там всегда найдется чем набить желудок. На крайний случай имеется сыр, а также копченый окорок и колбасы в холодильной комнате. А еще — пельмени в морозильном ларе.
Я быстро принял душ и, снова смазав царапины спиртом, с наслаждением оделся во все чистое. Затем мы с Чижом дружно принялись уничтожать ватрушки, а обеспокоенный как моим измученным видом, так и общим унынием Корней Васильевич нарезал колбасу.
До копченостей я добраться не успел. В гостиную, как ветер, ворвался суетный Ян Нигульсович и тут же принялся ощупывать меня. Пришлось срочно проглотить наполовину прожеванный кусок, чтобы не подавиться. Чиж продолжал жевать, но при этом избегал смотреть в мою сторону.
Вот тихушник! Сдал меня эстонцу с потрохами.
— Какие раны имеются? — спросил доктор, немного успокоившись.
Он оттянул мне веко и пристально всмотрелся в глаз. Затем потребовал высунуть язык.
— Парочка царапин, — выполнив указания, я все же вернул языку его естественные функции. — Пустяки.
— Это мне решать, — грубо отмел мои предположения доктор. — Снимите рубаху.
— Но, Ян Нигульсович! — возмущенно ответил я. — Мы еще не доели.
— Ничего, — отмахнулся дотошный эстонец. — Истощение вам точно не грозит.
Пришлось подчиниться. Сняв рубаху, я встал ровно, все же бросив злобный взгляд на Чижа.
— И не надо так смотреть на Осипа, — тут же высказался доктор. — Он поступил совершенно правильно. Если у вас была схватка с обитателями Топи, да еще и под водой, нужно провести полный осмотр.
— Полный не надо, — всполошился я. — На мне был гидрокостюм, и разорвали его лишь на локте да на ноге.
Про спину я упоминать не стал, потому что там пострадала только резина, а мою шкуру уберегла кольчужка.
Доктор тут же ухватил меня за правую руку и, чуть обойдя, присмотрелся к царапине, тянувшейся от локтя и почти до плеча. Затем вернулся к своему саквояжу и достал оттуда несколько склянок. Ватной палочкой взял мазки из ран и дополнительно обработал царапины.
Судя по тому, что Ян Нигульсович не стал хвататься за иглу с ниткой, он, как и я, посчитал царапины пустяковыми. Неприятно, что и затягивающий раны артефакт тоже остался в саквояже. Наш глубокоуважаемый лекарь придерживался мнения, что к подобным мерам нужно прибегать лишь в крайних случаях.
Под заунывные наставления доктора я закатал штанину и показал ему царапину на ноге.
Упаковав пробы, Ян Нигульсович поправил очки и внимательно посмотрел на меня.
— Завтра я проверю анализы, и, если меня хоть что-то насторожит, приедете для сдачи крови. Если почувствуете малейшее недомогание, сразу ко мне. А сейчас выпейте содержимое вот этих трех пузырьков.
— Доктор, я только что поел!
Мое возмущение было искренним. Уверен, гадость там несусветная.
— Чудесно, — не обратив внимания на мое ворчание, улыбнулся врач, — эти микстуры как раз нужно пить после приема пищи.
— Может, перекусите с нами?
— Нет, — полностью собрав свой саквояж, возразил Ян Нигульсович и выразительно посмотрел на вредные, по его мнению, копчености.
— Может, тогда по рюмке коньяка? У меня есть французский хорошего года.
— Ну, если только по чуть-чуть, — сдался доктор и с намеком посмотрел на головку сыра, которую Корней Васильевич еще не успел надрезать.
Старый вояка намек понял и тут же взялся за нож.
Коньяк хранился у меня в кабинете. Поднявшись туда, я прихватил не только бутылку, но и портмоне. Увидев этикетку с надписью: «Камю», доктор одобрительно хмыкнул, а вот на портмоне взглянул с возмущением.
— Как можно, Игнат Дормидонтович?! Вы столько делаете для нашей лечебницы! Не вздумайте даже открывать.
Приятно — и его возмущение, и то, как быстро он прибежал, стоило Чижу позвонить с тревожными новостями.
Выпив коньяка и закусив сыром, причем не со мной, а с Василичем, Ян Нигульсович засобирался домой, где его ждет супруга с ужином. Я, конечно, к почтеннейшей Эдвине Раймондовне со всем уважением, но повариха из нее так себе. Не то чтобы неумелая, но ассортимент там не блещет разнообразием. Мне это известно по собственному опыту пребывания в гостях у четы Вяльпе. Задержать бы доктора еще на полчаса — и баба Марфа обеспечит и нас, и его более разнообразными и, что уж греха таить, вкусными блюдами. Но не выдавать же ему все это прямым текстом, а других доводов, чтобы заставить врача пропустить ужин с женой, у меня не нашлось.
Как и предполагалось, наша повариха наготовила шикарнейших яств, которые и притащила к воротам усадьбы. Точнее, притащил ее племянник, который, может, и прошел бы хоть во двор, хоть в дом, но слишком суеверная тетка не велит.
Корней Васильевич выгрузил все на стол, вызвав у меня печальный вздох. Пироги и копчености испортили мне аппетит, а выходка Зоряна — общее настроение. Ноги все еще гудели от экстремальных нагрузок, и идти куда-либо совершенно не хотелось.
Совокупность этих факторов неожиданно напомнила мне о коробках, которые привезли со студии еще три дня назад. За всеми приключениями я совершенно о них забыл.
— Чиж, тащи-ка к нам свою команду. И снедь помогут подъесть, и сюрприз у меня для них заготовлен.
— Какой? — тут же встрепенулся мой воспитанник.
— Приятный, — не стал я раскрывать интригу. Затем посмотрел на стол, который до этого момента казался мне перегруженным. — И заскочи в кондитерскую лавку. Возьми там что-нибудь на свое усмотрение.
— Я мигом обернусь, — выпрыгнул из-за стола Осип, прихватив ватрушку.
