— Странно для хозяина природы покровительствовать тем, кто ее уничтожает, — отметил я, но совершенно не смутил этим сахаляра.
— Это для нуучча… — Заметив мою поднятую бровь, Эргис уточнил: — Так у нас некоторые называют русских, да и других пришельцев. — Так вот, для нуучча охота есть промысел, и зверей вы истребляете без меры, как взбесившийся волк. Якутские охотники, как и правильный зверь, убивают, чтобы жить. Мы не нарушаем закона жизни, и хранитель леса нам не враг, а покровитель и защитник.
Пару минут я обдумывал слова сахаляра, а затем меня посетила неожиданная мысль.
— Как думаешь, не может твой Добун стоять за смертями в городе?
— Что я могу знать о мыслях великих? — пожал плечами мой собеседник, но, чуть подумав, все же добавил: — Но я не думаю, что такое может быть. Слуге Бая Байаная неинтересны дела людей — ни живущих в каменном стойбище, ни кочевых якутов. Да и творить такую злую волшбу над телами шаманы не станут. Их боги не приемлют кровавых жертв, тем более человеческих. Если кто-то скажет вам обратное, ваше высокоблагородие, он соврет со злым умыслом.
— Значит, ты утверждаешь, что якуты не могли так поглумиться над телами?
Сахаляр немного подумал, а затем качнул головой.
— Я этого не говорил.
Да уж, озадачил он меня. Остается надеяться, что мы действительно едем за помощью и советом, а не в логово главного злодея. В таком случае можно лишь уповать на казачью удаль да серебряные пули в моих револьверах. Но все равно возвращаться будет глупо. Нужно как минимум исключить версию с вмешательством местной нечисти и только потом возвращаться к идее о губернаторше-ведьме. К тому же появление новой мистической силы в округе просто не могло пройти мимо самого сильного шамана.
— Ты очень хорошо говоришь по-русски, — чтобы отвлечься от мрачных мыслей, сказал я притихшему сахаляру.
— Крестный научил.
— Да и в библиотеку ты заходить не забываешь, — с улыбкой добавил я.
— Это плохо? — почему-то насупился казак.
— Учиться всегда хорошо. Всем и всему. Образование учит осмыслению происходящего вокруг и удерживает человека от звериных реакций.
— Власть имущие так не думают, — проворчал сахаляр, и, глядя на него, я не сдержался от едкого ответа:
— Ключевые слова здесь «не думают».
Хорошо, что в этот момент наш отряд прошел сложный участок дороги и урядник скомандовал переход на рысь — разговаривать, подскакивая в седле, было не очень удобно, особенно для такого ездока, как я.
Как и обещал Эргис, поездка заняла чуть больше двух часов. Леонард Силыч оказался совсем не стайером и время от времени запрыгивал на круп моего коня. При этом долго усидеть там не мог и снова возвращался на грешную землю.
То, что мы почти прибыли, я понял и без подсказки. Кедровый лес постепенно перешел в обычный еловый, а затем елки стали какими-то странными. Иголки вечнозеленых красавиц приобрели синеватый налет. Конечно, я знал, что бывают голубые ели, но вроде их ареал — это Северная Америка.
С каждой минутой странностей в окружающем нас лесу становилось все больше. И это заметил не только я. Урядник приказал перейти на шаг. Казаки заозирались. Многие сняли с плеча карабины и положили их поперек седел. Я тоже переместил свой дробовик.
Здесь иным было все — свет, запахи и звуки, а когда внезапно появился еще и туман, стало совсем уж тревожно. Туман начал густеть, и я уже было решил окликнуть едущего впереди урядника, но внезапно моя лошадь всхрапнула, и ее повело в сторону. Я сконцентрировал внимание на управлении, а когда поднял голову, то понял, что не вижу спины едущего впереди казака. Взгляд назад тоже показал вместо Эргиса на лошади лишь туманную пелену.
Все, приехали.
— Урядник! — крикнул я не совсем уверенно. — Эргис!
Теперь уже орал не стесняясь. А в ответ — ни шиша. Внезапно где-то сбоку всхрапнул конь. Моя лошадь ответила и пошла на звук. Я решил не вмешиваться — может, хоть так доберусь до спутников.
Добрался, но не совсем туда, куда хотел. Через пару минут туман вокруг меня стремительно растаял, и я увидел, что мы оказались на краю широкой поляны. Посередине возвышалось строение из не очень толстых, вертикально размещенных бревен. Оно было похоже на усеченную пирамиду с широким навесом из бревнышек потоньше. Кажется, у якутов это называется балаганом. Перед навесом имелась широкая утоптанная площадка с большим, обложенным камнями кострищем. Еще было небольшое кострище под навесом, но оно явно использовалось в непогоду.
Сейчас использовалась именно большая версия. В кругу камней весело потрескивал костерок, у которого на брошенной прямо на землю шкуре сидел старик в расшитой жилами и увешанной костяными фигурками кухлянке. Седые волосы на непокрытой голове спускались до груди.
Мы с лошадью тревожно замерли и со стороны наверняка напоминали бронзовый памятник какому-то героическому кавалеристу.
— Подходи к огню, видок. Давно тебя жду, — по-русски, но с сильным акцентом произнес старик. Голос у него был скрипучий, но властный.
Я-то сдержался, а вот лошадь шагнула вперед, словно это к ней обращались. Помимо воли, моя левая рука потянула повод, удерживая слабохарактерную животинку, а правая крепче сжала дробовик.
Эти маневры не укрылись от внимательного взгляда шамана.
— Не бойся, я тебе не враг.
Уже давно прошли времена, когда я в ответ на подобную подначку стал бы уверять собеседника в своей храбрости. Но все равно после слов старика мне стало чуточку легче. Так что удалось справиться с потрясением и без проблем спешиться. Лошадь тут же принялась щипать подозрительно зеленую травку на опушке поляны. Вот уж кому не нужно забивать свою большую голову тревожными мыслями. А в моей черепушке их набрался целый рой. Хорошо хоть старик не стал требовать оставить оружие на опушке. Только вот кто даст гарантию, что он не в состоянии убить меня быстрее, чем я подниму дробовик? Впрочем, пока для столь кардинальных поступков повода вроде нет.
— Садись к огню, видок.
Ну, раз приглашают, то не будем вести себя невежливо, тем более — размахивать оружием. Дробовик я демонстративно повесил на луку седла — у меня и без него есть из чего шмальнуть при случае.
Уселся я так, чтобы нас разделял огонь костра, но это был не особый хитрый ход — просто еще одну шкуру расстелили именно там, и явно не случайно.
Некоторое время помолчали. Первым заговорил шаман:
— Тысячи лет наши предки договаривались у живого огня. Он чует ложь и разгоняет зло.
Ответить мне на это было нечего, так что я промолчал.
— В тебе нет зла, видок. Ты не абасы, хоть и пришел из другого мира и поселился в чужом теле.
А вот тут меня накрыло основательно. Лишь с большим трудом удалось удержаться от того, чтобы не схватиться за револьвер. И дело не только в силе воли, а еще и в том, что из объятых туманом кустов на другой стороне поляны вышел огромный медведь. Причем двигался он стремительно — не успела всхрапнуть испуганная лошадь, как эта туша уже улеглась рядом с шаманом. Сухая рука старика легла на покатый лоб, почесывая морщинку между бровями.
