– Кто хочет, может смотаться в Валетту. Только быстро!
На улице жара была еще большая, чем в самолете. С моря дул спасительный ветер, но он был слаб и едва шевелил ветками платанов, под которыми на траве тут же растянулись Томсон и Кларк, решительно отказываясь куда-либо двигаться.
Лабриман пошел утрясать разные формальности с военным начальством аэродрома. Тут я впервые осознал всю его полезность: он не только внушил кривоногому английскому полковнику в выцветшей форме уважение к нам, но и выбил видавший виды джип для желающих отправиться по пеклу в Валетту. Таких дураков, как ни странно, оказалось порядком: я, Кьюбит, Шлиссенджер, Степлтон и сам Лабриман. Он подошел к нам с расстроенным видом и развел руками:
– У них нет свободного шофера. Кто-нибудь знает, хоть приблизительно, как добраться до города?
– Все в порядке. Я поведу машину. – успокоил его Шлиссенджер. – Здесь, насколько я помню, рукой подать. Мистер Степлтон нас подстрахует. Айзек, ты ведь тут был?
– Был. – подтвердил Степлтон: – Но ничего не помню.
– А, ладно, – махнул рукой Эйб. – Залезайте.
Дорога, вырубленная в известковых скалах, скользила серпантином, и я чувствовал неприятные приступы тошноты, когда смотрел вниз. Машина шуршала изношенной резиной шин на крутых поворотах, ее заносило к краю, мелкие камешки срывались с дороги вниз.
– Крестоносцы тут неплохо поработали. – беспечно бросил через плечо Эйб. – Продолбить шесть километров до моря! Братья знали, чего хотят.
Он принялся насвистывать какую-то незнакомую мне мелодию, отдаленно напоминавшую латинский гимн.
– В Витториозо прекрасные букинистические лавки, – заметил Айзек. – Хочу по ним пройтись. Там никогда не знаешь наверняка, что тебе попадется в следующую минуту. Вот, например, Рональд Пайпс, Эйб, ты должен его знать, он занимается структурной лингвистикой. Привез отсюда в прошлом году "Книги Гермеса Трисмегиста". Рукописный вариант! Выменял на четыре банки тушенки и свои зеленые брюки.
– Бедное наследие тамплиеров! – зло усмехнулся Шлиссенджер. – Можно себе представить, как какой-нибудь беглый командор в 1307 году пробирался с юга Франции вместе с этой рукописью и другими реликвиями храмовников на Кипр, к госпитальерам. Они выдали бы его, обязательно выдали, и вернулся бы наш благородный мессир в инквизиционные застенки короля Филиппа, если бы не решение добрых братьев-иоаннитов штурмовать Родос. Каждый меч был в цене. На него посмотрели сквозь пальцы, и он, брат высокого посвящения, привыкший носить рытый бархат и парчу, пить тончайшие левантские вина и есть на серебре, благодарил Бога, от которого отрекся, за похлебку с отрубями и право спать на голых досках в Приоратской зале, вместе с еще двумястами латниками.
– Тебе бы романы писать! – с восхищением воскликнул Айзек. – Извини, Эйб, – виновато поправился он, почувствовав на себе недовольный взгляд приятеля.
– Действительно! – с издевкой заметил Кьюбит. – Как можно запомнить такую кучу деталей? Родос, золотая посуда, король какой-то! Комиксы на ваши книжки были бы у нас бестселлерами.
– Да, и Америка наконец познакомилась бы с моими трудами. – парировал Шлиссенджер. Слова Кьюбита его явно задели. – Когда история пишется кнутом по вашей спине, ее трудно не запомнить, – тихо сказал он. – Некоторым кажется, что двести лет непрекращающегося обжорства – это тоже история, но я не взялся бы писать о ней.
– Некоторым кажется, что история – это бесконечные войны, костры, смуты, голод и репрессии! – вспылил Кьюбит.
– Не стану разрушать ваши идеалы, – пожал плечами Шлиссенджер, но за всю жизнь я ничего другого не видел.
– Мне жаль вас, – с легким высокомерием заявил калифорниец.
– А уж как мне-то себя жаль! – усмехнулся Эйб.
Слева показались очертания небольшого городка, выстроенного в колониальном стиле. Высокие пальмы с пожухлыми от жары листьями шелестели над аккуратными виллами, точно перенесенными сюда с болот старой Англии. Плотные изгороди жимолости окаймляли лужайки перед домами. От всего этого веяло такой тихой, спокойной жизнью, что у меня защемило сердце. Я отвернулся.
Мы въехали в пригород Валетты и вскоре оказались на широкой улице, пестревшей рекламами туристических бюро.
– Конечно, англичане могли нагородить в предместьях чего угодно, – заметил Шлиссенджер, оглядываясь кругом, – но, думаю, старого города при всем старании им не удалось испортить.
– Это "Финикия". – сказал Айзек, указывая на массивный корпус слева. – Самая дорогая гостиница во всем городе.
– Ты здесь жил? – живо отозвался Эйб: – Ну и страшилище! – Нет, – засмеялся Степлтон. – Моего жалования за год не хватит, чтобы оплатить здесь дневное пребывание. Если я и утрирую, то самую малость.
Я увидел, как перед залитым солнцем подъездом гостиницы затормозил серый "шевроле", дверца открылась и оттуда вылез лорд Карриган. Я вздрогнул. Сомнения быть не могло. Старик важно прошествовал по ступенькам. Швейцар с поклоном распахнул перед ним сияющие стеклянные двери, и они вновь закрылись за его спиной. Я бросил быстрый взгляд на Лабримана. Тот делал вид, что ничего не замечает. От меня не укрылось выражение его лица, напряженно-равнодушное, как у прыгунов с вышки. Остальные глазели по сторонам.
Что Карриган мог делать в "Финикии", если мы прилетели всего на три часа? Почему он не поехал с нами в грязном джипе и взял себе другую машину, я еще мог объяснить: старик сноб. Но почему он не взял с собой секретаря? И почему Лабриман не удивился, увидев своего хозяина здесь?
– Поздравляю вас, Лагер! Вы проворонили въезд в Валетту! – услышал я над своим ухом насмешливый голос Шлиссенджера: – Уже дворец великих магистров. Да не там! Видите, где арка и патруль?
В тени строгой створчатой арки действительно курили два солдата с автоматами на плечах и вяло перебрасывались фразами по-английски. Безжалостное солнце, добела выжегшее камни мостовой, уже сильно напекло мне макушку. У меня разболелась голова, и я чувствовал себя настолько подавленно, что воззрился на главную достопримечательность Мальты, не испытывая никакого интереса.
Вдоль оси улицы был выстроен массивный собор во флорентийском стиле. Наш джип юркнул в небольшой переулок и оказался у портала храма. Здесь кишмя кишел какой-то сомнительный народец, по южному чумазый и вороватый.
– Айзек, держи карманы! – предупредил Эйб, спрыгивая на землю.
Но Степлтона уже трудно было догнать, он устремился к витрине одной из антикварных лавчонок и исчез в густой толпе.
На тесной площади перед фасадом собора святого Иоанна толкалась уйма уличных торговцев, разряженных шлюх, изнывавших от жары, и юрких оборванных мальчишек с глазами-маслинами.
"Как же я найду здесь этого старого осла-экскурсовода? – досадливо подумал я, озираясь вокруг. – Скоро час, а им хоть бы что!" У меня создавалось нехорошее чувство, будто доктор Бауэр просто посмеялся надо мной. Остальные тоже нерешительно переминались с ноги на ногу у машины, беспомощно оглядываясь кругом. В это время колокол на башне ударил один раз, и площадь перед собором начала стремительно пустеть.