Я всё это время изумлённо пялилась на всех троих. Они пялились на меня. А Эйлар попытался придать своему лицу серьёзный вид. Выходило так себе.
– Заранее прошу прощения, мисс. Мы закроем глаза.
Не успела мяукнуть в ответ, как вдруг всё началось. Эльф укутал меня пиджаком и негромко зашептал:
– Охэа нойо виа ааро виа найо… – и всё в таком роде.
Короче, Белиберда Ахинеевна, если не считать звёздочки, мелькнувшие перед глазами. Комната на миг потеряла для меня свои очертания. А когда я моргнула и мотнула головой, то осознала, что уже снова стою на двух ногах и стыдливо прижимаю к себе чужой пиджак.
– Всё? – строго спросила Лиджента.
– Нет! – взвизгнула я, заметив, что этот наглец Эйлар не до конца прикрыл свои нахальные глазки. – Отвернитесь! – потребовала я обижено.
Миленький сердцеед горько вздохнул, но подчинился.
А я всё же больше обрадовалась произошедшему, нежели наоборот. Ведь как же здорово вновь слышать свой голос и стоять на двух ногах!
Правда, тут же опомнилась и поспешила накинуть пиджак, застегнуть на все пуговицы и отвернуть его борта так, чтобы скрыть от чужих взоров ложбинку груди.
– Он мне коротковат, – констатировала я очевидное. Еле-еле прикрывал середину бедра. Что же там творилось сзади – боялась предположить.
Оглянулась по сторонам, и тут взгляду моему предстал белоснежный длинный халат, висящий на крючке у стены возле входа.
– Я ещё не всё! – строго предупредила, когда кинулась переодеваться. Открыла створку, чтобы за ней спрятаться, сдёрнула халат с крючка и скрылась в своём новом укрытии.
Вовремя. Потому как в кабинет в следующий миг буквально ввалился самый нежелательный гость из всех возможных. Винсент Вулфси собственной персоной.
* * *
Это утро, несмотря на ранний приход в учебный корпус ректора Тейзинской академии тайн, изобиловало незапланированными событиями, если не сказать досадными казусами. Но было в нём и что-то особенное, и даже полезное.
Ведь благодаря такому стечению обстоятельств магиус Люпин случайным образом узнал, что чёрная кошка, предположительно Буся, была замечена в лабораторном корпусе два-три дня назад, а если учесть, что вчера было воскресение, значит, сие событие происходило всё-таки в пятницу. Досадный разговор с подающим надежды учёным студентом по имени Винсент Вулфси также не остался без внимания ван Роуза.
Однако даже благодаря столь очевидной взаимосвязи этих фактов, выводы хозяин неугомонной чёрной кошечки делать не спешил, равно как и связывать одно с другим.
Неприятные, гадкие по своей природе ощущения неудовлетворённости и сильной озадаченности преследовали ректора весь поход от каморки завхоза до личного кабинета, в приёмной которого его ждала дружелюбная почтенная секретарша, Амрия Шнауцер, этакий цербер в юбке, по мнению множества сотрудников и студентов академии. Что не мешало фигуристой даме с непередаваемой любовью и нежностью подкармливать голубей в саду каждый обеденный перерыв ровно в десять минут двенадцатого.
Как всегда безупречная и столь же строгая секретарь встретила своего начальника полукивком головы и небольшим подобием улыбки. Её ровная осанка могла служить эталоном для подражания всем и каждому. А вздёрнутые уголком тоненькие брови, будто сложились на веки вечные в единственном положении – неодобрении всех и вся.
Не зря ван Роуз восхищался её выдержкой и профессионализмом, с которым она принимала назойливых и даже самых скандальных гостей, желающих испортить настроение ему лично. И вот уже на протяжении пяти лет ни один «доброжелатель» не смог пробиться через этот непреодолимый кордон – непоколебимую мисс Шнауцер, если ему не было назначено непременно в сей час, сию минуту и так далее.
Неведомым образом Амрия чувствовала любое отклонение во времени, даже если временами рассеянный часовщик, мистер Вильбутт забывал подвести часы в приёмной кабинета ректора. Что случалось крайне редко, но всё-таки случалось.
Поэтому спорить с цербером в юбке никто так и не отважился за все пять лет. Чему мистер Люпин втайне завидовал, ведь он сам был из числа тех, кто никогда с ней не спорил, правда, и сама Амрия не позволяла себе лишнего и не давала абсолютно никаких причин для этого. Если бы не одно «но»:
– В вашем кабинете ждёт магистр Раймонд. – В ответ на изумлённо приподнятые брови начальника, дама буднично оправдалась: – Он меня клятвенно заверил, что вы его сами пригласили и примете вперёд всех.
– Ван Роуз? Раймонд ван Роуз? – хрипло переспросил Люпин, чувствуя, как пол уходит у него из-под ног. – Отец у меня в кабинете?
Взяв себя в руки, ректор всё же устоял, чего нельзя было сказать о некоторых книгах на полках стеллажа, стоящего прямо за спиной мисс Шнауцер.
– Да, – уверенно ответила ему цербер в юбке.
К сожалению, именно сегодня её авторитет в глазах начальника резко пошатнулся. Потому как сын и отец предпочли бы видеть друг друга только на том свете и нигде иначе, особенно, если учесть недавний скандал, чуть не стоивший королевству половины территорий.
Лёгкое удивление проскользнуло во взгляде мисс Шнауцер. И Люпин взял себя в руки. Выпрямился, приосанился, стёр магией пот с лица и нацепил каменное выражение, граничащее с лёгким презрением, которое испытывал к родителю после услышанного признания.
«Как он… мой идеал для подражания, мог позволить себе опуститься до такого? Мерзкий, отвратительный поступок! – Юношеская обида дала о себе знать. – И после всего, он ещё смеет показываться мне на глаза?!»
Культивируемая неприятными воспоминаниями злость выплеснулась невидимой волной, заставляя стёкла в дверцах шкафов дребезжать, а чернильницу опрокинуться на стопку промокашек и вместе с ними упасть со стола.
Дверь приоткрылась сама собой. Тотчас изнутри послышалось стальное:
– Заходи, сын, и запри дверь. Есть серьёзный разговор.
Вопреки желанию спешно развернуться и выйти из приёмной, ректор всё-таки сделал ровно пять шагов, отдающихся барабанной дробью по его нервам.
«Ох уж эта мода на металлические набойки, – мысленно посетовал Люпин, стараясь отвлечься. Однако же причина, по которой отец, решив рискнуть не только своим здоровьем, встретиться после давнего скандала, была ему настолько интересна, что занимала всю его мыслительную деятельность. – Неужели решил извиниться? Он – и извиниться? Но Раймонд в первую очередь должен был извиниться перед Луизой, моими настоящими родителями, а уже после череды пострадавших и передо мной!»
Ректорский кабинет встречал хозяина яркими солнечными лучами, заглядывающими в комнату сквозь высокие окна эркера, в котором так удачно уместился внушительный дубовый стол и кожаное кресло. С трёх сторон массивную мебель окружали книжные стеллажи, забитые до отказа учебниками, трактатами и учёными трудами. Казалось, ещё немного, и книги дружно хлынут на пол шумной волной, стоит только тронуть пальцем хоть один корешок.
