Другой бандит, который получил головой товарища в свое маленькое треугольное личико, стоял, согнувшись и старательно роняя из носа окровавленные сгустки соплей. Казалось, что внутри он одними соплями и заполнен. Зато двое других стали выписывать восьмерки чем-то посверкивающим – ага, достали ножи. Но как-то без задора; создавалось впечатление, что они к тому же бздят. Я почувствовал запах страха, который источают их немытые миниатюрные фигурки.
Захапав согнувшегося бандита, прикрылся им от ножевого удара. «Прикрытие», получив под ребро, булькнуло и засвистело продырявленным легким, затем с моей помощью попало под тычок другого ножа. На сей раз лезвие застряло в его жилистом теле. Я, ухватив за запястье того, что бил ножом, второй рукой хлопнул его снизу под локоть – до хруста ломающегося сустава. Нож, застрявший в теле «прикрытия», я вытащил сам, заодно подумав, что у никого из тех, похоже, нет огнестрела, значит угроза по сути снята. Тут и двое последних «демонов», завидев лезвие в моей руке, стали пятиться.
У одного, впрочем, пока что оставался нож. Он попробовал пырнуть меня, я коротко ударил ребром ладони по его кисти сбоку. Не слишком удачно, лезвие его ножа скользнуло по моим наручным часам, отчего они заиграли будильное «Нас утро встречает прохладой» и сломались. Может, поэтому я чиркнул трофейным ножом возле его лица, намекая, «не зли меня», а получилось так, что отхватил ему полноса случайно. И тот боец уже не боец, выронил свое оружие, плачет, жалуется на меня небесам.
Последний функционирующий бандит откровенно собрался дать деру. Я успел ухватить его за ворот рубашки, но он сумел выскользнуть из нее и улепетывал, поблескивая какое-то время лопатками, опять-таки похожими на крылышки общипанной курицы. Единственным наказанием был для него шматок грязи, которым я зафитилил вдогонку, – слышно было, как у него рванул пердак от страха.
Четверо пострадавших стонали и переживали у забора, совсем уже безобидные. У одного из них в сумке я нащупал шприц-пистолет – они, похоже, собирались усыпить меня и привезти куда-то просто как тушу. Работают на черных трансплантологов? Допросить, что ли? Я взял одного из тех за ухо, похожее на пельмешку, и слегка покрутил. Но прежде чем задать вопрос на засыпку, почувствовал мокрое и липкое на пальцах – ухо, что ли, оторвалось.
Но вот из темноты ко мне подвинулся шестой, которого я ранее не видел, на две головы выше предыдущих, даже выше меня, блеснула холодом вороненая сталь ствола и высветились ядовитой желтизной зрачки. Это исполнение приговора. И Отче Наш не успею прочитать, как попаду в лучший мир.
Однако с воем полицейской сирены в глаза ударил плотный свет фар. И шестой исчез. А на меня, наставив стволы, принялись орать трое коротышек-полицейских в фуражках с высоченными тульями, которые им придавали вид петушков. Где ж вы раньше-то были?
Мне вывернули руки, ткнули носом в грязь, пахнущую скисшими фруктами, и защелкнули сзади наручники. Еще одно воздаяние за Путри, надеюсь, последнее. Нет, зря понадеялся. Меня выпрямили и обильно прыснули в глаза перечным спреем. Зачем, дебилы? Позаимствовали идею у жирных американских копов, у которых задница в штаны не помещается? Нет чтобы самим что-нибудь придумать. Я почти что отключился от адской боли – это вам, блин, не крохотные кулаки шоколадных братишек. Она не только разрезала глаза, но и пластовала весь череп, как огурец.
Полностью пришел в себя только в полицейском участке. Причем приходил в себя как-то по частям. Вначале включился стрекот цикад из-за окна и шум пропаренного воздуха, который толкли лопасти вентилятора. Затем почувствовалось распирающее давление глазных яблок, готовых лопнуть, потом увидел лампу, которая лила свет – желтый и противный, как моча из бутылки, куда писают в местных трущобах по причине отсутствия ватерклозета. Потом увидел купол облезлой головы, на которую сливался свет. Это какой-то полицейский чин с лысиной, похожей на след от копыта. Потом обозначились гекконы на стене, которую забрызгали капли света-мочи. Наконец, давление в своем мочевом пузыре – возраст, как-никак, напоминает о себе.
Полицейский чин говорил со мной на «пиджине», малайском с добавлением китайского, испанского и английского. Официальном языке Технонезии, населенной преимущественно яванцами, бангладешцами, филиппинцами, латиносами всякими. Тонкоголосой скороговоркой, словно бы натянутой на крылышки насекомых.
– Кто тебе позволил бить и калечить наших людей? Думаешь, что ты такой большой и толстый, что тебе все можно?
И чего они все привязались к моей толщине? Не так давно, лет пятнадцать назад, я был просто высокий, стройный парень около сорока, копна волос, в которой пальцы застревали, почти что «кубики» на животе. А потом старость подкинула мне лишних полсотни кило и авоську прочих печалей.
– Начальник, неужели вы думаете, что я один напал на шестерых человек? Я что, похож на шестирукого Шиву?
– Положим, шестого мы не видели. И у тебя был нож. У тебя. Этим ножом ты несколько раз продырявил молодого мужчину, которому надо кормить большую семью, но расходы на лечение навсегда погрузят ее в нищету. А другого молодого мужчину ты лишил способности иметь потомство, и некому будет заботиться о нем в старости. Однако тебе, злодею, и этого показалось мало, ты еще разбил ему голову об забор, как орех. А третьему юноше сломал руку, напрочь, так что кость торчит. Еще одному молодому человеку ты по-садистски отрезал нос, чтобы насладиться его мучениями, физическими и психическими, ведь новый нос, скорее всего, ему не по карману. Но и этим ты не удовлетворился, демон, и вдобавок разорвал ему ухо. Их неутешные сестры и матери плачут сейчас, они почти в истерике, потому что не в силах помочь. И кто позволил тебе резать и мучить наших людей ради своего удовольствия?
– Господин офицер, для меня наслаждение – тарелку пельменей умять, а не отрезать носы и отрывать уши. Уж не говорю про то, чтобы лишать кого-то детородных функций. И что вы заладили про «наших» людей? Я тоже ваш, я за дружбу народов. Мы вообще интернационалисты и песни у нас соответствующие. Вот послушайте, из нашего кинофильма «Цирк» – мне ее дедушка пел, когда я был маленьким. Тулпарым шункырым, Инде скла син-тын. На-ни-на, на-ни-на, Генацвале патара. Нахт из ицт фун ланд бис ланд. Кинд кенст руинг шлафен. Хундерт венг фоим ланд. Алле фар дир офн. Упомянутым мамашам посоветовал бы дать сынкам правильные морально-нравственные ориентиры, пусть нападают на богатых, а не на бедных, хотя, конечно, тогда вместе с носом и голова улетит. Сестричек-истеричек лично могу научить методам первой помощи – как вкалывать обезболивающее и накладывать шину. Притом никаких щипков за попку, обещаю.
– Издеваешься, да? Даже и капли раскаяния у тебя нет, наглый иностранец.
– Как же нет. Есть у меня раскаяние. Особенно сочувствую тому, который промеж ног заработал. Я когда в десятом классе был, мне тоже один первоклашка вдруг как врежет ногой по яйцам, ни с того ни с сего. Но эти ребята первые начали. Это они демоны, ракшасы, шайтаны, ибн Харам, а не я.
Прошло двадцать минут такого разговора, в ходе которого я не смог ни уболтать, ни расположить к себе грозного поца со следом от копыта сатаны на макушке. Под конец я не выдержал давления выпитых банок пива и обмочился. Позор. И не только.
