– Ты… любишь меня? – потрясенно переспросила я.
Остин кивнул.
– Больше, чем звезд на небе.
Я ощутила, как в груди взорвался фейерверк, и, найдя в себе силы, подняла дрожащую руку, положила на покрытую жесткой щетиной щеку Остина и прошептала в ответ:
– Я тоже люблю тебя, Остин. Тоже люблю.
Остин коснулся моих губ нежным, словно перышко, поцелуем. А потом, отстранившись, проговорил:
– Я хочу, чтобы ты поправилась, эльфенок. Ты мне нужна, и точка. А в последние несколько дней ты меня пугаешь до чертиков. – Я молча смотрела на него. – Ты красивая, эльфенок. Думаю, мы бы чертовски прекрасно смотрелись вместе. Я знаю, что облажался. Но с этим покончено. Теперь я все осознал. Просто Аксель сбежал, и я поклялся, что вытащу Леви из банды, даже если это будет последним, что я сделаю.
Поднеся ладонь к его щеке, я прошептала:
– Это твое искупление, Остин. И возможность выбраться… Я хочу тебя больше, чем саму жизнь.
Его глаза наполнились слезами, и он произнес:
– Тебе нужно начать есть, эльфенок. – Я не ответила, потому что не знала, могу ли это ему пообещать. – Потому что мне все время снится сон. Гребаный сон, который кажется слишком реальным для простой иллюзии, для того, что никогда не сбудется.
Я почувствовала, как участился пульс.
– Что… происходит в этом сне?
Остин поцеловал мне руку и сказал:
– Там ты и я, где-то на пляже. Мы живем у самой воды. И ты смеешься, часто и свободно. Ты здоровая. Сильная. И у нас трое детишек. Все с темными волосами и глазами. Они бегают и плещутся в воде, а я держу тебя на руках и наблюдаю за ними. Я чувствую, как ты смеешься. Не тем фальшивым смехом, что ты демонстрируешь друзьям. А по-настоящему, счастливо, от всего сердца.
– Остин… – Я замолчала, живо представляя себе этот сон, и меня захлестнули эмоции.
– Эльфенок, прежде я даже не допускал подобных мыслей. Честно говоря, я вообще не думал, что доживу до подросткового возраста. – Остин прижался губами к моей ладони… Ему отчаянно хотелось, чтобы я слушала, чтобы тоже загорелась этим сном. – Но ты заставила меня желать большего. От жизни. От Господа, который, как я думал, меня покинул. От самого себя. Благодаря тебе я поверил, что, кроме наркотиков и оружия, может быть нечто большее. Так что ты не можешь умереть, эльфенок. Потому что я очень хочу, чтоб этот гребаный сон сбылся. Мне это нужно.
Я хотела успокоить его, сказать, что все будет хорошо. Но просто не могла думать о будущем, не победив демонов прошлого.
– Малыш? – прошептал Остин. – Я люблю тебя.
– Остин… Моя сумочка здесь?
Услышав невзначай заданный вопрос, Остин нахмурился, но оглядел комнату в поисках сумочки. Поднявшись, он взял ее с туалетного столика и принес к кровати.
– Открой ее, – велела я. Остин послушался, и я продолжила: – Залезь в карман, застегнутый на молнию. – Остин вновь сделал, как я просила, и заинтересованно приподнял брови. Я поняла, что он нащупал фотографию.
Остин сел на край кровати и вытащил старый снимок. По его лицу я видела, что в конце концов он понял, кто на фотографии. Остин взглянул мне в глаза.
– Это ты?
Пытаясь справиться с дрожащими губами, я кивнула.
– Здесь мне шестнадцать. Меня сфотографировали в лагере группы поддержки за месяц до того, как я заболела. Прежде, чем анорексия вошла в мою жизнь и принялась разрывать на части. – Я глубоко вздохнула. – Такой я была до яркого макияжа. Перед тем, как спряталась от мира.
Остин провел пальцем по старой смятой фотографии.
– А ты от природы блондинка.
– Да. Я вполне вписывалась в твой стереотип чирлидерши. Светловолосая, загорелая, энергичная. С идеальным макияжем, отличница. Полный набор.
Остин наклонился вперед и провел рукой по моим волосам.
– Ты была милой блондинкой, эльфенок, но я предпочитаю черный цвет. Ты же знаешь, мне нравится менять внешность.
Сердце бешено забилось в груди, пульс ускорился, и я спросила:
– Наверное, ты думаешь, что эта девушка красивее той, что ты видишь сейчас?
Остин взял фотографию и положил ее обратно в сумочку, тем самым закрыв тему прошлого. Взяв меня за руку, он проговорил:
– А вот тут ты ошибаешься. Для меня ты всегда прекрасна, эльфенок. И ничто никогда этого не изменит. Низкая, высокая, толстая, худая, блондинка, брюнетка… Пока ты остаешься собой, на поверхность проступает настоящая суть.
От его слов счастье разлилось в груди, ведь он говорил совершенно серьезно. Я не смогла сдержать рыданий.
По лицу Остина тоже текли слезы, и, прижавшись лбом к моему лбу, он произнес:
– Эльфенок, тебе нужно начать есть… пожалуйста. Ты попытаешься ради меня? Умоляю…
– Я… я попытаюсь…
– Я лишь об этом и прошу.
Остин склонился и коснулся моих губ нежнейшим из поцелуев…
Голос внутри замолчал.
Глава 28
Лекси
– Почему ты не сказала нам, Лекс? – спросила Касс; обычно воинственная, теперь она походила на робкую маленькую девочку.
– Я так долго с этим боролась, что, когда поступила в университет, захотелось завести друзей, которые не знали бы о моем прошлом.
– Мы понимаем, милая, – проговорила Молли и поцеловала меня в тыльную сторону ладони. – Но почему ты не рассказала нам о Дейзи? О скорби по лучшей подруге, которую потеряла?
Пожав плечами, я опустила глаза и сказала:
– Мы с Дейзи познакомились в больнице. Нам обеим исполнилось шестнадцать. Она стала мне почти сестрой. Черт, да в течение многих лет она была для меня всем миром. Она понимала, каково жить с этой болезнью. Мы могли подталкивать друг друга наверх или тянуть вниз. Поддерживать желание не есть, даже поощрять к голодовке. Когда она умерла, я просто не знала, как в одиночку справиться с болезнью… И мне не хотелось нагружать вас своими муками. Наверное, я думала, что смогу отвлечься, вновь участвуя в группе поддержки. И это мне поможет… Но я ошиблась.
– Ты же знаешь, что мы всегда будем рядом, правда? – проговорила Касс, борясь с подступившим к горлу комом.
Откашлявшись, я согласно кивнула.
– Да, я знаю… Теперь знаю.
– А как ты стала такой? – спросила Элли. – Как превратилась… в это?
Я закрыла глаза, вспоминая тот день.
– В школе я участвовала в группе поддержки. А парень, который мне нравился, играл в футбольной команде. После игры мы собрались все вместе, а он подошел ко мне и сказал: «Хватит есть столько шоколада, Лекс. Ты начинаешь толстеть в области спины». – Я открыла глаза и глубоко вздохнула. – Все оказалось так просто. Один случайный комментарий изменил всю мою жизнь. В тот вечер я вернулась домой подавленная и, сказав маме, что плохо себя чувствую, отказалась от ужина. Пять месяцев спустя я оказалась в больнице с тяжелой нервно-психической анорексией и больше не подходила к группе поддержки… до прошлого года. – Я вздохнула и покачала головой. – Наверное, я считала себя сильнее, чем вышло на деле. – Я взглянула на лица пытавшихся поддержать меня подруг и сказала: – То, что рядом с вами я всегда казалась веселой и жизнерадостной, вовсе не означало, что я вам не доверяла. Фальшивый образ, макияж в готском стиле говорили лишь о том, что я не справилась с болезнью. Они стали моей маской, щитом. Но это не значит, что я вас не люблю. И не дорожу вашей дружбой.
