После возвращения я занялась поисками помещения под Модный дом и успела просмотреть несколько особняков. Правда, подходящего пока не нашла. Мне хотелось, чтобы он был особенным, не похожим на те, в которых располагались местные ателье. И я верила, что обязательно найду тот, что мне понравится.
С графом мы почти не виделись. Он уходил из замка ранним утром и возвращался уже поздно ночью. Скорее всего, ему не нравилась поднявшаяся в замке суета. Правда, никаких возражений он не высказывал, и делал вид, что не замечает ни изменений в меню, ни преображающегося на глазах замка, ни чистоты собственной спальни. Уинтшир ужинал у себя в кабинете, старательно игнорируя и меня, и столовую, а потом поднимался наверх, в свои покои, и не показывался до самого утра. Я отчетливо слышала его шаги в соседней комнате, иногда раздавались звуки льющейся в ванной воды, но дверь с хризантемами больше не открывалась.
Вот и сегодня Уинтшир снова ушел на рассвете и до сих пор не вернулся, хотя время давно перевалило за полночь. И меня мучил вопрос – куда он уходит и что делает? Может, у него есть любовница? Наверняка есть. Как не быть?
Стоило так подумать, как я вспомнила приписываемого мне любовника, о котором с таким жаром рассказывал старший из братьев Лейбен, и поморщилась. Не знаю, откуда вообще взялся неведомый мне Эдмунд Ленц, но стряпчий с таким смаком описывал на суде подробности моих тайных встреч с этим мужчиной, что возражений никто даже не услышал. Все поверили. Берти поверил. И я до сих пор не могла понять, почему он так легко от меня отказался. «Милорд не желает слышать ваших оправданий, – заявил мне Лейбен. – И просил передать, чтобы вы не пытались искать с ним встреч». Что ж, я и не пыталась, даже если бы и захотела. В вечер после суда я потеряла ребенка, а следом приключилась горячка, и в себя я пришла лишь спустя две недели. А выйти из дома смогла только через два месяца.
Виски знакомо заныли, как бывало всегда, когда я вспоминала прошлое. Внутри снова появился холодный комок. В первый раз он возник, когда я очнулась и поняла, что моего ребенка больше нет. И с тех пор я часто чувствовала этот ледяной клубок, свернувшийся в районе груди.
«Нужно держаться, Сэнди. Нельзя раскисать», – повторила любимую папину фразу, и заставила себя улыбнуться. Ничего. Я не сдамся. Доставить Берти такое удовольствие? Признать, что он меня растоптал? Да никогда в жизни!
Я потянулась к графину с водой, и с удивлением поняла, что тот пуст. Неужели Мэри забыла его наполнить? Странно.
Беспокоить слуг не хотелось, и я, накинув халат и прихватив свечу, отправилась на кухню.
В коридоре было темно и тихо. Несколько ламп, развешанных по стенам, не могли осветить длинный коридор, и он тонул в полутьме. Старинные, потрескавшиеся от времени картины таинственно поблескивали золочеными рамами. В глубоких нишах прятались древние латы и щиты.
Я старалась ступать по выщербленным плитам как можно тише, но мои шаги отчетливо отдавались под каменными сводами. Замок, не пожелавший ответить на мой зов и притворяющийся спящим, сейчас казался живым. Мне чудилось, что он настороженно наблюдает за мной своими узкими окнами, глубокими дверными проемами, неожиданно возникающими переходами и лестницами. Это ощущение было таким явственным, что я не удержалась – приложила ладонь к одной из стен и произнесла заклинание, надеясь, что дух дома откликнется. Увы! Минуты бежали одна за другой, а замок по-прежнему молчал. То ли действительно уснул, то ли притворялся, не желая общаться с чужачкой. Упрямый. Я понимала, что нужно уходить, и все же медлила.
– А кто это тут бродит среди ночи?
Раздавшийся голос заставил меня вздрогнуть, но не успела я повернуться, как чьи-то наглые руки легли мне на бедра и попытались задрать юбку.
– Ух, какая хорошенькая! – Обжег ухо горячий шепот. – Новенькая?
– Что вы себе позволяете? Немедленно прекратите!
Я попробовала вывернуться, но неизвестный крепко ухватил меня за талию и прижал к себе. Я успела разглядеть смазливое лицо, падающие на лоб темные волосы, кривящиеся в ухмылке тонкие губы.
– Пустите!
– Какая горячая кобылка, – протянул мужчина, а я все-таки сумела извернуться. И тут же, изо всех сил ударив коленом между ног незнакомца, кинулась бежать.
– А ну стой, шлюха! – взревел тот и резко выкрикнул: – Арканио!
Секунда – и меня буквально впечатало в стену. Ладони больно ударились о камни, щеку оцарапало шершавыми выступами, голову взорвало болью, а душу окатило яростью. Она поднималась изнутри, набирала силу. И в этот момент незнакомец, что стоял позади, показался мне воплощение всего того, что произошло в моей жизни, всей несправедливости и боли последних дней. И мне захотелось уничтожить и его, и подобных ему – тех, кто считал, что вправе обращаться со мной, как с вещью, не имеющей права голоса.
Я собрала всю магию, какая была, сконцентрировалась… И вдруг почувствовала под ладонями едва ощутимую вибрацию. Она становилась все отчетливее, следом раздался тихий вздох, и я услышала глухой, пришепетывающий голос.
– Чего шумишь?
– Помогите! – беззвучно выкрикнула я.
– Ишь ты, – проворчал бестелесный голос. – Не успела появиться, а уже чего-то просит!
Дух дома – а это был он – по-стариковски закряхтел, и стена под моим ладонями дрогнула.
– Пожалуйста! Мне нужна ваша помощь!
– О какой помощи ты просишь?
Мне показалось, что дух устало вздохнул, но ответить я не успела.
Незнакомец приблизился вплотную и ухватил меня за волосы.
– Пусти! – закричала я.
И в ту же секунду почувствовала, как чужая рука разжалась, а следом раздался звук удара. И та сила, что не позволяла мне пошевелиться, мгновенно исчезла. Щеку саднило, но я, не обращая на нее внимания, стремительно обернулась и увидела Уинтшира и поднимающегося с пола незнакомца.
– Редклиф, ты с ума сошел? – возмущенно прогундосил тот, прикрывая разбитый нос, из которого текла кровь. – Что ты творишь? Совсем рехнулся со своей охотой? Людей от гверхов не отличаешь?
– Не смей распускать руки в моем доме, – резко сказал граф, и в его глазах вспыхнул ледяной огонь.
– Ну точно, свихнулся. – Неизвестный скривился и грязно выругался, вытирая испачканную руку о бархатную ткань штанов. – Ты что, из-за какой-то шлюхи готов ударить друга? Да что с тобой такое?
– Алан, выбирай выражения, ты говоришь о моей жене.
Уинтшир грозно свел брови и посмотрел так, что у меня мороз по коже прошел.
– Ты о чем? Какая жена? Это теперь так называется? А, понятно, решил развлечься по-новому?
Незнакомец достал платок, приложил его к носу, пытаясь остановить кровь, и белая ткань тут же окрасилась темными пятнами.
– Грасс, никак не унимается, – пробормотал мужчина.
Я смотрела, как стекает по белоснежному кружевному воротнику красная струйка, и испытывала мрачное удовлетворение. Так ему и надо, проклятому насильнику!
