Как известно, когда Стива Джобса спросили, что он считает своим самым успешным продуктом, он не назвал ни Mac, ни iPhone. Собрать команду, которая всегда будет выпускать Mac и iPhone, оказалось не так-то просто. И Apple не стала бы тем, чем является сегодня, если бы не творческий подход, настрой и темперамент Джони Айва и деловая хватка Тима Кука. Как сказал Джобс: «Все роли невозможно сыграть в одиночку, поэтому правильный вопрос заключается в том, как собрать хорошую команду»
[320].
Схожим образом, когда Фрэнсис Бэкон, отец научного метода, продумывал идеальную исследовательскую организацию, она включала в себя первопроходцев, которые ставили новые эксперименты; торговцев светом, которые следили за работой других организаций; охотников за секретами, которые отыскивали более ранние эксперименты и использовали их в современности; светочей, которые составляли указания для экспериментов; прививателей, которые умели экспериментировать на профессиональном уровне, и истолкователей природы, которые превращают полученные открытия в аксиомы
[321]. Бэкон понял, что понимание (и в итоге использование) наблюдений и их связи с чем-то еще часто требуют ресурсов и навыков нескольких людей.
Исследования лидерства и моделей управления – таких, как модель Белбина, – уже давно указывают на один любопытный факт. Пытаясь сосредоточиться только на функциональных аспектах, например на поиске маркетолога или HR-специалиста, можно упустить из виду самые важные элементы – черты, стили, области применения, которые так дополняют друг друга, что в конце концов происходит волшебство. Если у вас есть мечтатель вроде Стива Джобса, то нужен исполнитель уровня Стива Возняка, чтобы они дополняли друг друга. Если у вас есть экстраверт типа Нахсона Мимрана, то потребуется человек типа Арье Мимрана, чтобы можно было обсуждать с ним потенциальную значимость совершенных открытий. Представители компании Tesla Motors, принимающие на работу только 3 % желающих, прямо заявляют, что даже для своих заводов ищут не твердые (профессиональные) навыки, а мягкие, и хотят, чтобы соискатель соответствовал культуре компании.
И все-таки тот момент, когда у отдельного человека или целой команды происходит осознание неожиданной связи и проскакивает искра идеи, – это, конечно, всего лишь начало процесса, который делает серендипность реальной и значимой силой. Для организаций крайне важно развитие «поглощающей способности», как ее называют исследователи в области управления. В широком смысле это умение воспринимать новую информацию и преобразовывать ее в соответствующие знания и навыки
[322]. Но существующие культуры и их внутренние процедуры могут затруднить внедрение новых идей – и часто эти идеи попросту не срабатывают. Вдобавок к бюрократии и другим возможным препятствиям мы порой бываем так заняты своей работой, что сами ограничиваем серендипность. Мы просто слишком сосредоточены на своей занятости!
Даже если мы сталкиваемся с новой идеей или инсайтом, их еще необходимо интегрировать в существующий поток информации, практики и структуры власти. Но в условиях, где преобладают корыстные интересы, динамика власти или страх перемен (или вовсе возникают разногласия по поводу того, кто автор великой идеи), озарения или идеи могут не получить дальнейшего развития
[323]. Еще более важен тот факт, что серендипность часто связана с переменами и неопределенностью. Поэтому, когда мы придумываем новые идеи, нам часто бывает необходимо сопротивление. Но как это сделать?
Организации как иммунные системы
В быстро меняющемся мире открытый коллективный разум не просто приятный бонус, а необходимость. Генеральный директор Procter & Gamble Дэвид Тейлор управляет крупнейшей в мире компанией по производству потребительских товаров, обслуживающей более 5 млрд человек. Для него совершенно очевидно, что все часто идет не так, как было запланировано. Но стоять на месте – значит двигаться вниз, и «каждому сотруднику компании все-таки необходимо думать о том, что можно улучшить. Идея в том, что менеджеров стоит научить находиться не в режиме оценки, а в режиме развития», – пояснил он. Это означает, что нужно создать среду, в которой люди стремятся учиться, а не быть всегда правыми. Он уверен, что, перестав постоянно доказывать свою правоту, человек начинает замечать связи: «Пытаясь учиться у других, затем помогать другим, а затем и проводить связи, за которыми последуют новые способы решения проблем, раньше казавшихся неразрешимыми». Если что-то не работает, но благодаря этому позже можно обнаружить, как наладить процесс, то это, как считает Тейлор, вовсе не провал, а инвестиция в будущие инновации.
Как это происходит в организациях?
Мы могли бы предположить, что люди боятся новых идей и перемен, которые эти идеи могут повлечь за собой. Но люди по своей природе не против перемен. Они опасаются скорее нестабильности, рисков, неопределенности и того, что их власть и влияние окажутся под угрозой, – и именно это следует рассмотреть. Исследования показали, что люди больше думают о возможных издержках, чем о потенциальных положительных результатах. Выгода может побудить к действию, но природа человека заставляет его фокусироваться на рисках и расходах, которые могут повлечь за собой «непродуктивные происшествия». Потенциальные издержки могут помешать нам действовать, даже если выгода могла бы быть существенной
[324].
Об этом рассказывает и увлекательная работа о неприятии потерь: мы обычно усерднее стараемся не потерпеть поражение, чем победить. Салим Исмаил, директор и основатель Университета сингулярности в Санта-Кларе, штат Калифорния, сравнивает это с иммунной системой: когда вы пытаетесь что-то расстроить в крупной компании, иммунная система этой компании атакует вас
[325].
Затраты сильно зависят от контекста. В производственной компании мы стараемся свести к минимуму вариации и эксперименты, а занимаясь графическим дизайном, наоборот, максимизируем их. Организации, с которыми я работал, решали эту проблему, объясняя, почему отсутствие перемен может оказаться более затратным или рискованным, чем внедрение изменений. Они переосмысливают изменения так, что наибольшей угрозой становится их отсутствие. В таком случае задача состоит уже не в том, чтобы уберечь людей, а в том, чтобы помочь им справляться с изменениями и четко формулировать, как перемены скажутся на их деятельности.
Таким образом можно предотвратить неопределенность, в атмосфере которой люди начинают предполагать самое худшее и запускать сарафанное радио. Среди способов оказать поддержку – визуализация последствий для каждого конкретного человека и формулирование четких практических шагов. Можно рассуждать сколько угодно, но в конечном итоге эгоистичную предвзятость все же придется преодолеть. Необходимо понять, что волнует людей на самом деле, и обратиться к тому, что они могут приобрести или потерять. Многие руководители высшего звена, с которыми мне доводилось работать, основывали свои решения не на том, что им говорили советники, а на соображениях, связанных с небезразличными им людьми (например, на опыте дочери). Они едва ли признаются в этом публично и скорее предоставят множество обычных обоснований своих решений, но факт остается фактом: идеи воплощаются в жизнь, когда они становятся личными переживаниями и когда мы чувствуем, что это правильное направление действий.
