Была одна девушка, вечно ходившая за Братом по пятам. Дочь владельца кафе, или ресторана тонкацу
[83], не помню точно. Я видел, как она умоляла позволить ей ухаживать за ним, повторяла, что ему нужен человек, чтобы успокоить его сердце, ведь он был болен. Она была крупной, медлительной девицей. Брат был жутко смущен. Он отчаянно пытался сбежать от нее, но от этого она преследовала его все упорнее.
Все животы надрывали от смеха, завидев эту парочку. Достававшие Брата проститутки иногда отыгрывались на этой девушке. Знаете, женщины могут быть очень жестоки по отношению к тем, кто не так красив, как они.
— Тебе нечего тут ловить, бесстыжая! Неужто ты решила, что успокоишь его сердце с таким лицом? Хотя, говорят, к чему угодно можно привыкнуть за три дня…
Они были безжалостны. Но девушка, казалось, не реагировала на их слова.
А потом она вдруг исчезла. По слухам, ее родители закрыли магазин и переехали в родной город матери. Не знаю, правда ли это. Но я помню, какое облегчение наконец испытал Брат.
В общем, это был единственный намек на девушку в его жизни.
Однако я был уверен, что Цветочный Голос — это непременно девушка. Белые цветы. Красивый голос. Точно, девушка.
Стоило Брату заговорить о Голосе, как его настроение всегда улучшалось, но в какой-то момент с ним произошла странная перемена.
Перемена совпала с периодом, когда он начал читать сутры каждый день. Не знаю, как объяснить, но Брат словно наконец обрел цель. Понимаю, это звучит как клише, но было похоже, что он нашел смысл жизни
[84].
Не могу сказать точно, стал ли этим смыслом тот Голос.
Раньше Брат был потерян. Не знал, что делать со своей жизнью — как опавший лист дерева, крутящийся на поверхности лужи, гонимый дождем и ветром.
Но прямо перед убийствами он стал другим — казалось, он обрел веру.
Нет, он по-прежнему был печальным, но, казалось, наконец до конца принял свою судьбу.
Так что же нашел Брат? Что он увидел, открыв крышки на тех напитках и налив в них яд?
Он был очень аккуратным и осмотрительным. Легко могу представить, как он в своей комнате одну за одной помещал крышки обратно, осторожно, чтобы никто не понял, что их уже открывали; старался убедиться, что пиво не выветрится и никто ничего не заподозрит.
Брат, доставляющий смерть…
Брат почти ничего не ел. В тот день он тоже не поел как следует; его силы, должно быть, были на исходе. Но, доставляя напитки, он был очень энергичным и бодрым — ничего подозрительного. Так что же им двигало?
Что видел перед собой Брат, доставляя свою отравленную ношу в такую ужасную погоду?
VIII
Как раз в то время, когда из-за случившегося поднялась шумиха, здоровье Брата подкосилось и он окончательно слег.
Но этого никто не заметил. Все забыли о его существовании.
Меня тоже захлестнули переживания взрослых; помню, атмосфера всего города изменилась. Его наводнили полицейские.
Лето уже закончилось, а расследование все тянулось. Все это время Брат потихоньку угасал в одиночестве.
Я совсем перестал к нему заглядывать. Он уже не мог играть со мной, потому я отдалился и стал все больше интересоваться бейсболом.
Мне пришло в голову узнать, как он, только спустя какое-то время после начала нового учебного года.
Стоя перед его дверью, я был охвачен странным чувством.
Я бывал в его комнате множество раз, но теперь ужасно не хотел туда заходить.
Я замешкался. Хотел зайти, но чувствовал, что мне не стоит этого делать.
Когда откуда ни возьмись из коридора появился коротко стриженный крупный парень, я аж подскочил от неожиданности.
Он спросил, что я забыл там, в той комнате. По говору было похоже, что он суровый работяга.
В ответ я просто кивнул, а он заявил, что мне лучше уйти. Жилец был очень болен, давно не вставал с кровати и не выходил: все было так серьезно, что они уже собирались звать к нему монаха. Тогда я жутко испугался, но сейчас понимаю, что тот парень хотел меня предостеречь. Было бы ужасно, подцепи я, например, туберкулез.
И я сбежал, поджав хвост. Я так и не смог забыть то странное чувство, завладевшее мной перед его дверью. Словно Брата, которого я так хорошо знал, там больше нет.
IX
Последний раз я видел Брата одним прохладным осенним утром.
По пути в парк, где мы встречались с ребятами из школы, я внезапно столкнулся с белой тенью.
Поразмыслив, я понял, что это был Старший Брат.
Я неспроста принял его за тень. Он исхудал до костей. Его волосы высохли, он был похож на дряхлого старика. Рубашка висела на нем мешком, на спине проступали ребра.
Я позвал его, и спустя мгновение он обернулся ко мне.
Он улыбался, и я увидел в нем того самого Старшего Брата, который еще не успел до конца исчезнуть. Его кожа была сухой и потрескавшейся, как кора дерева, а впалые глаза обрамляли темные круги.
Я лишился дара речи от этой перемены.
— Я иду слушать Голос, — ответил Брат, хотя я и не спрашивал, повернулся ко мне спиной и пошел дальше. Его ноги дрожали, словно каждый шаг давался ему с трудом, и я было решил, что он запросто может упасть где-то по пути.
Какое-то время я смотрел ему вслед, но затем, вспомнив, что меня ждут в парке, поспешил прочь.
Домовладелец, кажется, обнаружил тело Брата где-то через неделю.
Погода стояла хорошая, и долгое время было довольно жарко. Вероятно, жильцы соседних квартир начали жаловаться на странный запах, идущий из его комнаты.
Люди принялись сплетничать, что домовладелец не предпринял бы ничего, будь на дворе зима. Не позвонил бы в полицию, не знай об этом другие жильцы; замял бы все, самостоятельно избавившись от тела, и как ни в чем не бывало принялся бы искать новых арендаторов. Брат оплатил аренду на полгода вперед, и тот ничего не терял.
Также шептались, что домовладелец чудом не избавился от предсмертной записки. И то только потому, что в комнату вместе с ним зашли другие жильцы и у него попросту не было возможности этого сделать.
У Брата совсем не было близких; если причиной его самоубийства признали бы затяжную болезнь, то, избавься кто-то от записки и его личных вещей, дело так и осталось бы нераскрытым.
Но записку обнаружили. Все сразу оценили важность ее содержания.
Так начался новый виток в расследовании того омерзительного дела.
