Неужели мое представление о ней было ошибочным? Неужели та самая Хисако, о которой все говорили с обожанием, стоит сейчас передо мной?
Эта худая женщина средних лет?
Я бросаю на нее быстрый взгляд.
Разочарована. Если кто здесь и должен быть разочарован, так это я.
Во мне поднимается раздражение.
Это я разочарована. Наконец встретившись с героиней легенд, я увидела простую женщину средних лет, самую обычную, коих можно встретить всюду. Где же та таинственная злодейка, которой я была очарована?
Я чувствую себя обманутой.
Я была ею очарована. Очарована образом, который я создала по рассказам других людей. Именно потому до этого самого дня я продолжала свое расследование, страстно желая встретиться с ней.
Волны устремляются к нам.
Или же она была лишь иллюзией, которую мы все создали?
Мои вопросы поглощают высокие волны, ударяющиеся о берег.
Что, если все просто предпочли ее? Желали видеть убийцу не импульсивным, психически больным юношей, а зловещей красавицей, чье коварство не знало границ…
Я пугаюсь этой мысли.
Доказательств нет. Лишь ее улыбка, ее подозрительные разговоры и загадочный облик. Книжный магазин сгорел, Сайга тоже погибла. Больше ничего нет; ничто не указывает на нее. Ничего, кроме всеобщих подозрений и надежд. Женщина, идущая рядом со мной, — не более чем жалкая тень их смелых фантазий.
Когда происходит что-то, не поддающееся пониманию, люди жаждут объяснения, оправдания. Великий заговор, злой умысел. Для слабых людей вроде нас жизненно необходимо выдумать что-то, потребовать ответ свыше, возложить на кого-то ответственность.
Я продолжаю идти, снедаемая горьким разочарованием.
III
— Вот какой все меня видят? — Она вдруг хихикает.
Улыбка будто раскалывает на мгновение ее лицо — и она выглядит старухой.
— Иронично, но вот что я читаю в глазах людей — теперь, когда вернула зрение, — продолжает Хисако с кривой усмешкой.
Я не отвечаю. Заметила ли она мое разочарование и отчаяние?
Она словно напевает:
— «Неужто это та самая Хисако Аосава? Какое разочарование, она была таким сообразительным и милым ребенком, а стала несчастной женщиной!..» Я вижу это в глазах у всех вокруг.
Я вдруг краснею. Это именно то, о чем я подумала, увидев ее.
Замолчав, Хисако устремляет взгляд на море. Кажется, испытанное ею унижение смешалось с тяжелым, горячим воздухом.
Солнце понемногу садится, и на небо наползают темные облака. Каким бы ясным ни был день, с приходом вечера облака крадутся, чтобы захватить небосклон. Откуда они только берутся?
— Когда-то давно я была особенной. Мир принадлежал мне, — говорит Хисако с досадой. — Я больше не чувствую себя особенной или счастливой. Стоило мне снова обрести зрение, как я поняла, что мир принадлежит другим, и с самого начала у меня ничего не было… — Ее злость сменяется смирением. — Цвета остались те же.
Она мимоходом срывает цветок коммелины с куста у края дорожки.
— Мне было достаточно тех цветов, что я видела когда-то давно в детстве. Я вполне могла прожить с этими цветами в памяти. Синий и красный в воспоминаниях были яркими и прекрасными. Свежими, чистыми и полными энергии. Куда красивее настоящих цветов.
Говоря так, Хисако очень смахивает на ребенка, хвастающего, что его дом куда лучше соседского.
— И мой муж тоже. Он смотрит на меня так, словно я — другая женщина, — в ее голосе снова слышится злость. — Он разочарован во мне. Я слышала, как он говорил об этом.
Она грубо бьет по высокой траве цветком коммелины, который несла в руке все это время.
— Пока была слепой, я чувствовала себя богиней. Полной уверенности, всезнающей для окружающих. Но как только зрение вернулось, я стала боязливо озираться по сторонам. И в ту же секунду состарилась. Словно чары рассеялись.
Чары! Она сказала «чары»?! Кого она пытается надуть? Что за жалкое оправдание? После всех лет в Америке, долгих клинических испытаний и анализов… всего этого, только бы она наконец была довольна…
Хисако с отвращением выбрасывает цветок.
Я могу лишь молча смотреть на нее. Начинаю думать о том, что пора заканчивать этот разговор, и пытаюсь вспомнить расписание обратных электричек.
Однако, словно прочтя мои мысли, Хисако резко поворачивается ко мне. Да, у нее определенно развитая интуиция.
— Вы тоже думаете, что я — преступник, верно? — Ее блестящие глаза пристально рассматривают меня. — Вы как тот детектив, или Маки с ее книгой, уверены, что это сделала я, и потому стараетесь сблизиться со мной, так? Я вижу это по вашим глазам. Хотите получить признание, раз уж срок давности вышел? Приехали за сенсацией, да? Или хотите отомстить за Дзюна?
Она старается выглядеть рассерженной, но я чувствую лесть. Угодливый тон Хисако будит во мне ненависть.
Так вот кем она стала…
Некогда богоподобный ребенок опустился до торговли собственным скандалом ради благосклонности чужих людей, совсем как второсортная знаменитость. Когда я думаю, сколько времени и сил вложила в то, чтобы услышать ее голос, во мне одновременно закипают ярость и разочарование.
Очевидно, заметив мое презрение, она меняется в лице и выпрямляет спину.
Я поражена этой переменой.
В ту же секунду годы словно стираются, и я вновь вижу перед собой гордую девочку с высокомерным взглядом.
Я поспешно расправляю плечи и опять смотрю на нее.
Хисако глядит на меня спокойно и проницательно. Она торжественно произносит:
— Хорошо. Я расскажу тебе, что знаю. Это будет мой подарок тебе.
IV
Вдали виднеется темная сосновая роща — где дорожка слегка спускается с холма.
— Там есть небольшой парк. В детстве меня часто приводили туда, — говорит Хисако, указывая на рощу.
Я уже слышала об этом месте, но, впервые увидев его, испытываю странное чувство, почти ностальгию.
Мы медленно направляемся туда. Детское раздражение Хисако мгновенно исчезло, словно его и не было. Это снова та спокойная и собранная женщина, которую я встретила.
Мои чувства снова в смятении, я опять настороже.
Неужто ее сговорчивость — очередное притворство? И это все — какая-то ловушка? Неужели она хочет заманить меня в безлюдное место и тоже заставить исчезнуть?
По моей спине пробегает холодок.
Гуляя, мы совсем никого не встретили. Видел ли нас вместе хоть кто-то? Сомневаюсь, что, заметив нас издалека, кто-то мог сказать, что идущие вместе женщины — это мы. Исчезни я сейчас, никто не узнает — я никому не сообщила цель моей поездки и пункт назначения. Затем, избавившись от новых улик, Хисако сможет вернуться в Америку.
