21 – Фалькенер представлен как вояжер, обедал, гуляли в саду, был ужин и бал, до полуночи продолжавшийся. По словам Графа Безбородка, он требует скорейшего ответа и станет в сходном негоцировать, а в противном случае уедет, не объявя полномочия своего…»
[1107].
Как мы видим, в апреле и мае беспокойство по поводу стремительно усилившейся опасности войны с Англией выходит на первый план. Государыня упрямится, но слушает Потемкина, и угроза войны растет (см. запись 7–8 апреля). А 9 апреля наступает кризис: утром императрица пытается прощупать настроения придворных, говоря, что пива и портера не будет, то есть война с Англией почти неизбежна. Но днем Потемкин и фактический глава Коллегии иностранных дел граф А. А. Безбородко, безусловно доверенное лицо Екатерины II, составляют для нее докладную записку об «отклонении от войны». Вечером князь Таврический докладывал ее императрице и уже оттуда пошел на исповедь, дело было Великим постом. Заметка об исповеди весьма существенна: на нее надо идти, примирившись и успокоившись душой и сердцем. Следовательно, в беседе после доклада они примирились и был принят компромисс: Потемкин, чтобы добиться своего, согласился пойти на сближение с фаворитом, и, как результат, на следующий день, 10 апреля, он в Большой церкви Зимнего дворца приобщается к телу и крови Христа вместе с Зубовым. Чтобы закрепить успех, 15 апреля о недопустимости новой войны князь беседует с… Захаром Зотовым! Ибо любой канал хорош для воздействия на государыню. И как кстати тут приходят вести о сильнейшей оппозиции Чарльза Фокса и его партии в парламенте воинственной позиции У. Питта-младшего
[1108]. Теперь уже Екатерина II благодаря Безбородко переходит в контрнаступление на английской половине политической шахматной доски с помощью русского посла в Лондоне графа С. Р. Воронцова
[1109]. Успех обозначается 14 мая, когда приезжает личный эмиссар британского премьера вести переговоры
[1110].
И вот в этот-то очень напряженный момент герой наш перешел в лагерь «прусской партии», сблизился и вел доверительную беседу с Зубовым. В этот-то момент низкие интриганы постарались использовать суворовскую репутацию, чтобы нанести из-за угла удар по Потемкину и свалить его. Не зная броду, наш герой сунулся в воду, забыв собственные же навыки боевого искусства. Да, тысячу раз прав был Суворов, когда неоднократно писал, что он полевой солдат, а для дворца непригоден. Но именно теперь на старуху и вышла проруха. Однако Потемкин поступил в этой ситуации очень умно и по-своему благородно. Он решил удалить Суворова из Петербурга, вырвать его из цепких объятий графа Салтыкова и Ко, одновременно использовав его имя, репутацию, опыт и серьезное отношение к делу военному в благих целях. Зная из секретных источников, что Густав III снова начинает предъявлять претензии, о чем у Храповицкого будет запись от 16 мая, фельдмаршал предложил послать полководца на шведскую границу в Финляндию и этим убить целый выводок политических «зайцев» как в Петербурге, так и в Стокгольме. Следствием этого предложения явилась записка Екатерины II Потемкину:
«Я нахожу Вашу мысль составить значительный корпус в Финляндии и назначить его начальником Графа Суворова весьма хорошею, и, чтобы это ускорить, я посылаю прилагаемое письмо генералу Суворову, если Вы признаете нужным отдать это письмо».
В тот же день полководец получил рескрипт от императрицы:
«Граф Александр Васильевич!
Я желаю, чтоб вы съездили в Финляндию до самой Шведской границы для спознания положения мест для обороны оной.
Пребываю вам доброжелательная
Екатерина»
[1111].
Таким образом, его послали в Финляндию далеко не только для того, чтобы он не присутствовал через три дня на празднестве в Таврическом дворце. Хотя, возможно, и для этого тоже. Обратим внимание на форму подписи императрицы. Обычно она подписывала свои рескрипты к полководцу, используя формулу «Пребываю к Вам всегда благосклонной», а в этот раз всего лишь «доброжелательная». Увы, современный читатель не приучен к множественности оттенков выражения уважения либо неодобрения, так как современный слог частных писем, а тем более деловых и официальных бумаг изменился. Но в те времена был расцвет множества оттенков формулировок. Пребывать «благосклонной», тем более всегда, означает желать блага в наибольшей степени. Кстати, отсюда и формула благодарности «благодарю» – благо дарю. Но пребывать «доброжелательной» означает всего лишь желать добра, то есть это более низкая степень расположения высшего к низшему либо равного к равному. Таким образом, императрица давала понять полководцу, что степень ее отношения к нему изменилась – и не в лучшую сторону.
А что же его придворные «друзья»? Увидев, что свалить Потемкина не удается, а прибытие в середине мая 1791 г. секретаря Королевского совета Великобритании и начавшиеся 15 июня официальные переговоры
[1112] говорят о незыблемости позиций князя Таврического, Салтыков тихонько «уполз в щель», а Репнин вообще так и остался в тени в Молдавии. Зубов просто умолк, и Суворов вышеприведенным письмом от 30 июня
[1113], то есть в разгар переговоров с английским послом, вынужден уже напоминать фавориту об их интимной беседе. Но тот молчит в ответ как воды в рот набрал. Пройдет десять дней, и в дневнике А. В. Храповицкого появится многозначительная запись о совместной ноте английского и прусского послов при русском дворе совместно с чрезвычайным и полномочным посланцем Британского правительства:
«11 июля. Подписана нота Витвортом, Графом Гольцом и Фалькенером, в которой, отдавая справедливость умеренности Ее Величества, ответствуют за своих Королей, что к миру с Турками в основание полагают уступку Очакова до реки Днестра, которая будет границею со свободной навигациею, ни с нашей, ни с Турецкой стороны невозбраняемою; буде же Турки на то не согласятся, то Дворы их от медиации
[1114] отступят…»
[1115]
Это была полная победа позиции, занимаемой Потемкиным и Безбородко на совещании с государыней 17 мая:
«Граф Безбородко сказывал, что надобно решиться, буде хотят иметь приобретение со стороны Очакова. Князь подал карту, тотчас представленную, и сам изъяснил»
[1116].
