Мы уже приводили текст 7-го пункта из диспозиции, но стоит его повторить:
«В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать»
[1474].
Эта же мысль тогда же была повторена в пункте 3 «Дополнительных указаний» 24 октября. В условиях капитуляции 25 октября «кровожадный» победитель указывает в пункте 4:
«Ее Императорского Величества, всевысочайшим именем всем полевым войскам торжественное обещание по сложении ими оружия <…> увольнение тотчас в их домы с полною беспечностию, не касаясь ни до чего каждому принадлежащего»
[1475].
В пункте 6 особо подчеркнуто:
«Ее Императорского Величества всевысочайшее обещание: обыватели в их особах и имениях ничем повреждены и оскорблены не будут, останутся в полном обеспечении их домовства и все забвению предано будет»
[1476].
В протоколе заседания магистрата Варшавы о принятии условий, предложенных Суворовым, в ответ на пункт 6 было сказано:
«…город Варшава полагается на основании всех теперешних пунктов, в надежде, что все по сие время случившееся со стороны России забыто будет»
[1477].
Суворов 26 октября в обращении к магистрату писал:
«…Торжественно сим паки уведомляю, что обыватели, мещане и посторонние, защитою их особ и имения пользоваться [будут] и забвению все предано будет, как в 6-м пункте моих прежних постановлений написано и утверждено».
[1478]
28 октября в ордере И. Е. Ферзену о преследовании войск повстанцев за Вислой было написано:
«…теперь, по-видимому, дирекция ваша на них; прикажите их крепко бить. Сдающимся: згода! – пардон!
А коли не то, до атаки, то и вольность!»
[1479]
В ордере ему же 1 ноября сказано:
«Из вчерашнего моего письма ваше превосходительство усмотреть изволили, какие части капитулируют <…> и с ними сообразно из Праги моего к вам отзыва от 27 числа извольте поступать весьма ласково и друже-любно…»
[1480]
Итак, все эти дни Суворов и в переговорах с варшавским магистратом, и в ордерах, дошедших до нас, говорит об одном и том же: мирное население может быть вполне спокойно, его безопасность как личная, так и имущественная гарантирована русским главнокомандующим. Сдающиеся войска должны быть приняты милостиво и даже дружественно. Суровость будет только по отношению к тем, кто продолжает сопротивляться. Вот как определяет он эту линию поведения в письме к генералу Шевичу 4 ноября, рассуждая о нежелании генералов Магдалинского, Вавжецкого и Гедройца сложить оружие:
«Вы видите, между тем, что не 20 000, идет дело на гонор <…> причем обыкновенной отзыв отчаянности стать за оной до последней капли крови. Мечта сия могла пройти, как Горжанской
[1481] отсюда к ним возвратился. Удача им вяще услождена; будьте с ними милосердны, однако, затем упорных
[1482] бейте до конца наипоспешнейше! Впротчем, покоряйте, увольняйте, возвращайтесь скоро назад…»
[1483]
Надо отметить, что из рапорта 10 ноября к фельдмаршалу Румянцеву видно, что все генералы, упомянутые в письме 4 ноября, сдались. Применять оружие против упорствующих не пришлось
[1484].
Наконец, в «Реляции о занятии Варшавы» 7 ноября сказано:
«29-го числа в 9 утра торжественно победоносные войски <…> с барабанным боем и музыкою в Варшаву вступили <…> На самом берегу, при переходе мосту, магистрат и все мещанство, вышед во сретение победителей с хлебом и солью, поднесли городские ключи. Берег, улицы, площади, все были усыпаны народом, повсюду кричали: “Виват Екатерина”. Когда генерал-порутчик Потемкин отправлен был от меня к королю обнадежить его в безопасности и успокоить, при въезде его в королевский замок, множество народу, наполнявшего площадь в замке и улицы, встретили с таким же восклицанием…»
[1485]
Таким образом, документы прямо свидетельствуют о стремлении Суворова действовать в отношении побежденных мягко, силу применять только к упорно сопротивляющимся, но как раз таковых и не оказалось. Но откуда же тогда жертвы, на которые обычно ссылаются обвинители? Во-первых, необходимо отметить, что они появились во время штурма, а не после капитуляции, как утверждает карикатура. К сожалению, во время сражения жертвы неизбежны. Войска, штурмовавшие Прагу, отлично знали об убийствах, совершенных в ночь мятежа, и не только в Варшаве, но и позднее в Вильно. Это озлобляло их, ибо избиение безоружных солдат в церквах и казармах совершалось не военными, а гражданскими, то есть было противно обычаям войны. Кроме того, во время штурма взорвался склад боеприпасов, начиненных для употребления. Это вызвало обширный пожар и ранения среди войск и обывателей, равно как и гибель множества людей в пламени пожара до того, как Суворов, явившийся лично в горящую Прагу, приказал тушить город. Наконец, жертвы среди населения объясняются и тем, что в бою приняла участие национальная гвардия, то есть ополчение Праги. Это те самые 3000 пражских обывателей с пиками, о которых наш герой писал 19 октября в рапорте Румянцеву
[1486].
Необходимо сказать об обстоятельстве, о котором всегда писали в России до 1917 г. и которое старательно замалчивалось с конца 1930-х гг. Прага во времена Суворова вмещала обширное еврейское гетто, ибо в Польше до 1794 г. евреи были изгоями, могущими проживать только в специально отведенных районах городов и местечек. Религиозная нетерпимость лишала их большей части гражданских прав и делала людьми четвертого сорта. Декреты Т. Костюшко, провозглашавшие свободу для поляков и обещавшие равенство и раскрепощение, вдохновили пражан, и они, желая доказать преданность новой власти, составили национальную гвардию и решили принять участие в защите родного города, надеясь таким образом заслужить признание своих гражданских прав от польского правительства. К сожалению, русские солдаты в таких политических тонкостях не разбирались, и когда среди своих неприятелей они увидели пражских мещан, в том числе и евреев, что было по понятиям солдат ни с чем не сообразно, пощады давать им они не стали. Однако приказа истреблять гражданских, как мы видели, Суворов не отдавал, наоборот, требовал щадить их. Религиозной нетерпимостью и антисемитизмом он никогда не отличался, напротив, привык использовать польских евреев как поставщиков полезной разведывательной информации, это видно из документов.