Другой проект войны был связан с только что произошедшей в 1795 г. агрессией Ага-Мохаммед-хана персидского против Восточной Грузии, им разоренной. Этот варварский набег давал прекрасную возможность под флагом защиты единоверных грузин, страждущих под варварским персидским игом, осуществить давний замысел покойного Потемкина, но теперь уже в гораздо большем объеме. Не только получить якорную стоянку на южном берегу Каспия, но и присоединить восточную часть Закавказья, а может быть, и весь персидский берег Каспийского моря, наладив оттуда торговлю с Индией.
Поистине в свои последние месяцы жизни Екатерина II пыталась идти по стопам Петра Великого. Этот поход, по всем прогнозам, сулил быструю и решительную победу. Именно сюда и нацеливали при дворе послать В. А. Зубова, чтобы мог он стяжать легкие, но пышные лавры. Суворова же князь Платон и его присные убедительно, мягко и ловко склоняли принять войска на Украине и быть готовым идти на французов либо на турок. Поход этот выставлялся перед ним как дело более значимое, чем гоняться за персами в полуварварских землях. Фельдмаршалу и самому война на этом направлении представлялась концептуально более значимой, а значит, и победа в ней была бы более величественна. В себе он не сомневался, в войска свои, а это были те самые полки, что он приводил к победам при Рымнике и под Прагой, он верил, идеей такого похода увлекся и дал согласие.
Суворов покинул столицу 6 марта 1796 г., Зубовы и их сторонники тихо ликовали: фельдмаршал убрался с глаз императрицы и более не оттенял их ничтожество, появляясь при дворе. А кроме того, кто же это сказал ему, что война с французами или турками обязательно состоится? Намереваться и действовать – это далеко не одно и то же. А вот деньги, снаряжения и войска для похода на персов уже двинуты в путь, и это дело состоится наверняка! Ничего не подозревавший Суворов по весенней распутице, бежавшей впереди него, спешил на Украину
[1600].
Именно в эти дни, когда из-за чудовищной грязи карета с полководцем чуть не сорвалась в пропасть, появился приказ для войск от 11 марта за № 782 «с приложением правил вахт-парада»
[1601], отмеченный князем С. Г. Волконским. Суворов еще только ехал к войскам, а приказ об обучении, отданный им при начале путешествия, обогнал его и уже прибыл на Украину, чтобы там начинали учить полки по-суворовски. Фельдмаршал серьезно готовился к обещанному ему походу. 19 марта он прибыл в Таршан под Киевом, в поместье графа Румянцева-Задунайского, где последний раз встретился с маститым полководцем, к которому всегда испытывал искреннее уважение, хотя ранее и побаивался как строгого и взыскательного начальника. У самых ворот усадьбы Суворов вышел из дорожного экипажа в парадном мундире, со шляпой на сгибе руки, пешком отправился к резиденции полководца, подчеркивая тем, что он хоть и стал фельдмаршалом, но навсегда останется младшим перед «Нестором войск российских». Пройдет несколько дней, и граф Рымникский прибудет в свою штаб-квартиру в Тульчине и окунется в трясину дрязг и проблем, которые поджидали его на Украине.
Первое, что поразило, опечалило и заставило немедленно действовать, была высокая смертность в войсках вверенной Суворову Екатеринославской армии. 15 апреля письмо зятю начинает он сразу же с этого:
«Я в горести о умерших, увидите из приложениев, какое в здешних полках происходило, все возможности приняты о пресечении того…»
[1602]
В приказе, изданном тогда же, прямо указано на виновников этого несчастья:
«…начальники не имели попечения о солдатском здоровьи, ибо правила, данные на то, выполняемы не были, ротные командиры заболевшего тотчас отсылали в лазарет, при ротах не пользовали, в лазаретах же не наблюдено содержание по сортам болезней и порознь, а все вместе. В следствие чего предписываю строго изыскать сие нерадение и виновным полковым или баталионным начальникам учинить публичный выговор; ротным же командирам, как и эскадронным, отказать от комнаты впредь до исправления…»
[1603]
Но гораздо горше, чем леность воинских начальников, была ему подлость того, кого считал Суворов своим близким другом:
«Сердце мое окровавлено больше о Осипе Михайловиче
[1604] нежели о торговой бабе Киселеве
[1605]. В С[анкт]-П[етер]б[ур]ге первой, видя мой оборот сюда, утая зло, счел по заднему иностранным, но по настоящему течению послал тотчас 1000 червонцев, чтоб воскресить больных по лазарету и меня омрачить…»
[1606]
История эта обычная для того времени: приняв командование войсками, Суворов обнаружил большую смертность среди солдат. Особенно велика была она в Одессе, строительством которой руководил де Рибас, одновременно командуя гребным флотом. Здесь от плохого питания, антисанитарии, отсутствия питьевой воды и бань, изнурительных работ и недостатка в обмундировании умирало в год до одной четверти штатного состава войск. Само по себе это было на совести Ф. И. Киселева и де Рибаса как начальника его. Однако же де Рибас, по обычаю того времени, состоял еще и поставщиком продовольствия в собственные же войска в компании с группой темных дельцов. Оборотистый адмирал сильно наживался на этом. Кроме того, утаивая истинные размеры смертности в войсках, он получал суммы на их содержание в полном объеме и разницу клал себе в карман – попросту воровал казенные средства. Находясь по делам в столице и узнав, что Суворов едет командовать в Новороссию, а значит, по обычаю своему, быстро начнет наводить порядок и вскроет его плутни, де Рибас поступил вполне в духе эпохи. Он отослал в Одессу 1000 червонцев госпитальным чиновникам, чтобы они пока что умерших показывали по-прежнему живыми, а как только фельдмаршал вступит в командование, «позволить» солдатикам наконец-то умереть. Вина таким образом падала на нашего генерала и омрачала его репутацию. Однако Суворов быстро разобрался, в чем тут дело, выгнал мелких воров, но тронуть де Рибаса, бывшего в большой протекции у П. А. Зубова, не смог. Теперь полководцу лишь оставалось изливать наболевшее в письмах Д. И. Хвостову. Отношения же и переписка с де Рибасом были прекращены.
Другая проблема – это огромная задолженность казны подрядчикам, снабжавшим войска в Польше провиантом. Он вынужден был просить фаворита:
«…о ассигновании означенной суммы и о доставлении сюда не оставить вашим ходатайством, поелику полки и подрядчики, не получая оной, совершенную терплют крайность…»
[1607]
