Вот каковы были международные обстоятельства, когда обер-провиантмейстер Александр Суворов инспектировал армейские «магазейны» в Новгородской губернии. То, что в начале его проверок было лишь отдаленной перспективой, через шесть месяцев стало реальностью: война вспыхнула, и склады оказались на важнейшей операционной линии наших войск. Государыня Елизавета Петровна соизволила отдать приказ им выступить в поход. Но на деле все оказалось гораздо сложнее: хотя война и была тогда же объявлена, но армия наша, как и предполагал король прусский, перейти в наступление не была готова. Необходимо было стягивать полки к Риге и Смоленску, производить дополнительный рекрутский набор, пополнять некомплект конского поголовья, передвинуть к пунктам сбора войск полевую и осадную артиллерию, понтонные и инженерные парки, пополнить продовольственные и фуражные магазины и пр.
Во главе армии был поставлен бывший командир нашего героя по лейб-гвардии Семеновскому полку Апраксин, которому государыня заблаговременно, 5 сентября (старый стиль), пожаловала чин генерал-фельдмаршала, забыв, очевидно, что не чин делает полководцем. Однако же как бы ни был далек от военного искусства этот ловкий вельможа, но и он понимал, что не готовая к войне армия выступить в поход не может. Потому, получив в октябре 1756 г. инструкцию Конференции при Высочайшем дворе, составленную для руководства военными действиями, о переходе польской границы, попросил Степан Федорович аудиенцию у императрицы и объяснил ей неблестящее положение войск наших и невозможность выполнить инструкцию Конференции в ближайшие месяцы. Результатом этого доклада был форменный скандал при Высочайшем дворе; государыня обвинила генерал-фельдцейхмейстера П. И. Шувалова в прямом обмане и сокрытии от нее действительного положения вещей
[93].
Во время этих событий определением Военной коллегии по высочайшему указу Александр Суворов был вызван 28 октября из Новгорода в Петербург, «по прибытии <…> сдал в главной провиантской канцелярии письменные дела и деньги, а также представил бывшего при нем писаря»
[94], ибо теперь все тем же указом назначен был он генерал-аудитор-лейтенантом и стал членом Государственной военной коллегии. Должность эта означала, что теперь он был заместителем главы военно-юридического, судебного ведомства российских вооруженных сил. Правда, на посту этом пробыл он всего 36 дней и по определению все той же Военной коллегии переименован был в премьер-майоры (со старшинством с 28 октября 1756 г.). А уже через два дня, 4 декабря, определен в пехотные полки команды еще одного новоиспеченного фельдмаршала из ближнего круга Елизаветы Петровны – А. Б. Бутурлина. Этот государственный муж представлен был к важному делу формирования третьих батальонов для полков действующей армии. Наконец-то наш герой получил задание, хоть косвенно, но делавшее его причастным к начинающейся войне.
Необходимо отметить, что за одиннадцать месяцев 1756 г. он продвинулся далеко по лестнице чинов: не командуя до сих пор строевым подразделением, он в начале года стал капитаном, а в конце был уже премьер-майором, перепрыгнув сразу через чин секунд-майора. Новый чин давал право командовать батальоном либо занимать ответственную должность в начальствующем штабе дивизии. И все эти перемещения и чинопроизводства – менее чем за год, тогда как при обычном течении службы на это потребовалось бы не менее 10–12 лет. У нас нет оснований сомневаться в его добросовестном инспектировании новгородских военных складов, но генерал-аудитор-лейтенантом пробыл он все-таки 36 дней, и вероятно, такой рывок в карьере и такие изящные служебные перемещения были бы невозможны, если бы не направляла его в эти месяцы сильная и опытная в карьерных изворотах рука его родителя. К счастью, родственная протекция в этот раз помогала достойному.
Пока русская армия «сражалась» с постыдным несовершенством своей военной администрации и чудовищным казнокрадством придворных любимцев, ее временному бессилию откровенно радовались два европейских монарха – Фридрих II и Людовик XV. Первый, естественно, потому, что ее отсутствие на театре военных действий облегчало его замысел молниеносного разгрома Саксонии и поражения Австрии. Король же Франции видел в России прямую угрозу для своих притязаний на руководство «европейским концертом» государств, опасного притеснителя традиционных союзников монархии Бурбонов: Швеции, Речи Посполитой и Оттоманской империи. Решительное вступление русских в войну могло привести их к таким успехам, что была бы разбита и разгромлена не только Пруссия, но пришлось бы потесниться и золотым лилиям Бурбонов.
Из-за вынужденного бездействия русских король прусский в считаные дни без единого выстрела захватил Саксонию, вторгся в Чехию, принадлежавшую Марии Терезии, в конце сентября разбил австрийского фельдмаршала Броуна при Лобозице, 14 сентября саксонская армия капитулировала в Пирне. Правда, уже 21-го прусскому послу велели покинуть Париж, но войну пока не объявляли. Год заканчивался вроде бы успешно, но. Вена не предлагала ему мира и торопила Россию завершать приготовления к походу на Пруссию. И русские прилагали усилия, а 26 декабря Елизавета Петровна подписала акт о присоединении к Версальскому договору. В наступающем году летом можно было ждать гостей из России в Восточной Пруссии.
И 14 мая 1757 г. русские войска во главе с Апраксиным переходят Западную Двину. Поход начался. Через полтора месяца русскими был осажден Мемель (ныне Клайпеда в Литве), а 5 июля город был сдан. Почин наш в Восточной Пруссии был успешен. Следующие три недели армия медленно углублялась в страну неприятельскую, хотя чуть ли не вдвое превосходила силы фельдмаршала Левальдта, оборонявшего провинцию. Разведка противника велась Апраксиным вяло, а казаки, башкиры и калмыки скорее грабили мирных жителей, нежели выявляли расположение неприятеля. В результате подобного ведения дел на рассвете 30 августа 1757 г. Левальдт, имея 23 тысячи, атаковал Апраксина во время марша нашей армии по лесным дорогам у Гросс-Егерсдорфа. Русская армия насчитывала в строю 50–55 тысяч старых солдат и около 20 тысяч рекрутов
[95]. Столь дерзкое нападение малочисленных пруссаков объяснялось их отличной выучкой и огромной уверенностью в слабой подготовленности русской армии.
Сражение было кровопролитным, но благодаря стойкости наших солдат и инициативе, проявленной молодым генерал-майором Румянцевым, победа осталась за русскими. После этого перед Апраксиным открывался путь на Кенигсберг, но фельдмаршал, не проявивший особенного таланта в битве, после нее поступил еще хуже: он трое суток протоптался на поле битвы, а потом столь неудачно сманеврировал, что армия оказалась застигнута начавшимися осенними дождями в глухой болотистой лесистой местности при остром недостатке продовольствия. В конце концов 8 сентября фельдмаршал, не исчерпав средств к доставке продовольствия, повелел начать отступление на восток. Так бесславно заканчивался первый поход русских войск в Пруссию.
