«Я должен однакоже выразить Мое желание, чтобы вы, руководствуясь инструкциею, данною вам в пояснение Моих мыслей перед отъездом вашим из Вены, ограничивали главные действия свои левым берегом По; особенное же внимание обратили на обезпечение себя в завоеванных областях покорением находящихся в них крепостей, какова например Мантуя, дабы деятельнее потом приступить к дальнейшим предприятиям, зависящим от времени и обстоятельств, и противопоставить совокупныя силы неприятелю, который вероятно получит подкрепления из Франции, соберется опять между Пиемонтскими крепостями и оттуда выступит против вас…»
[1901]
С этого момента черная тень Тугутовой воли легла на все стратегические замыслы Суворова. Это и была из всех грозивших ему опасностей самая главная. В сравнении с ней все планы Моро и Макдональда бледнели и отступали на второй план, ибо французских генералов мог он поразить на поле боя. Тугут же, в чьих жилах вместо крови текли чернила, смешанные с желчью, был неуязвим для Суворова в сумеречной глубине своего венского кабинета.
Военная мысль канцлера осталась на уровне самых дурных образцов австрийского вождения армий эпохи Семилетней войны. Его требование прервать наступление ради осады и взятия Мантуи, Пьяченцы и пр. со стратегической точки зрения было чудовищно. При таком подходе к ведению войны направляемые им армии были бы разбиты не только Бонапартом сейчас, но и Фридрихом II сорока годами ранее. Если Суворов стремился перейти на правый берег По и вторгнуться в Пьемонт и Геную, чтобы не дать времени Моро собраться с силами, а Макдональду соединиться с ним, то Тугут, требуя ограничиться левым берегом По и Мантуей, просто дарил французским генералам это самое драгоценное время, даже не понимая, что чем дальше на запад будут уходить войска, тем вернее падут и Мантуя, и Пескьера, и цитадель Милана, и все прочие осажденные французские крепости, ибо никто уже не сможет пробиться к ним извне, гонимый вспять из Италии.
Нет, ни победы Бонапарта, ни успехи Моро и Журдана ничему не научили барона Тугута и его венценосного хозяина. Цепляясь за мелкие династические выгоды и мертвящую всех и вся централизацию власти и управления армиями из венского кабинета, как слепцы, шли они навстречу пропасти, куда рухнут на поле Аустерлица, да еще тянули туда единственных зрячих военных вождей – Суворова и эрцгерцога Карла. К счастью, герой наш не дожил до этого черного дня, но все усилия его в Италии были обесценены слепой политикой венского паука в канцелярском кресле.
По получении же суворовского плана дальнейшей кампании Тугут разродился новым императорским рескриптом, в котором писал:
«…хотя правило ограничиваться в военных действиях левым берегом реки По нисколько не изменяется, <…> [но можно согласиться овладеть]
[1902]какою-либо из крепостей, лежащих на правом берегу реки По, в недельном от нея расстоянии…»
[1903]
На большее его стратегическая мысль была не способна. Что же касается предложений об очищении Швейцарии от французов и о движении через нее во Францию Итальянской армии Суворова, то тут барон был категоричен:
«Никогда не могу Я согласиться на движение сей армии к Лозане или по тамошней дороге во Францию, – чего и предполагать не следовало; ибо если бы и представилась возможность по совершенном изгнании неприятеля из Италии вторгнуться во Францию, то путь вторжения гораздо лучше определят время и обстоятельства…»
[1904]
Яснее высказать полное непонимание природы войны Тугутом было бы просто невозможно, и то, что император Франц II поставил под всем этим подпись, красноречиво говорит о его государственных и военных талантах.
Рескрипты эти наш фельдмаршал получил, когда русские дивизии, выполняя волю его, уже были на правом берегу По, переходя границы Пьемонта. С ним было всего 36 тысяч солдат
[1905] из списочного состава армии в 97 500 человек
[1906], так как остальные либо, согласно воле гофкригсрата, осаждали Пьяченцу, Мантую, Пиццигеттоне и Миланскую цитадель, либо находились на севере Ломбардии у озера Комо и на реке Тичино. Все это были австрийские войска, и ослушаться приказов из Вены они не могли. Так, благодаря «мудрому» руководству Тугута у Суворова было чуть более трети союзной армии. Это было очень нехорошо, ибо у Моро оставалось 34 тысячи человек, и 9000 французов Монришара и Готье были разбросаны на юг и восток от долины По в Тоскане, Ферраре, Модене и Парме, откуда при желании их можно было стянуть в кулак на правом берегу По. Однако победа при реке Адде и взятие Милана вынудили ядро Итальянской армии отступать в расходящихся направлениях: дивизию Гренье – к Турину, а дивизию Виктора – к Александрии. Это составляло в целом 20 тысяч, еще 9000 было рассеяно по гарнизонам пьемонтских крепостей, а 5000 охраняло генуэзскую Ривьеру
[1907]. Но медлить с продолжением наступления было нельзя, ибо с юга двигался Макдональд и в Пьемонте стояли войска, обязанные поддержать французов. По всему выходило, что необходимо поспешить, пока вражеские армии не объединились. Поэтому 20 апреля фельдмаршал покинул Милан и повел корпуса русских (Розенберга) и австрийцев (Меласа) к реке По.
Уже 21 апреля наш герой отправил авангард Багратиона через По на Вогеру к Тортоне, чтобы точно узнать, оставили ли французы эту важную крепость. Оказалось, что противник в Тортоне, и Багратион, согласно приказу, стал наблюдать за ним, ожидая подхода всего корпуса Розенберга. Через четыре дня и Мелас переправился через По и пошел к Вогере. Меж тем Розенберг запаздывал и только подходил к По с севера. Не теряя времени, Суворов в этот день, 25 апреля, выпустил воззвание к пьемонтским войскам:
«Воины пьемонтские! покиньте знамена, опозоренные злодеяниями столь гнусными
[1908]; присоединяйтесь к избавителям вашим, чтобы довершить великое дело – возрождения Италии. Офицерам и солдатам оставлены будут прежние их звания и жалование. Никому не будут они присягать, кроме короля сардинского
[1909] и не иначе будут употреблены, как только в Италии. Александр Суворов»
[1910].
Этот призыв возымел действие, так как правильно был рассчитан на поддержание чувства патриотизма пьемонтцев и их желание возродить независимость Отечества. К сожалению, вскоре своекорыстная политика Тугута свела на нет правильные меры Суворова. Очевидно, в этот же день продиктовал он Шателеру очень важные стратегические заметки:
