«Спешим мы здесь к осаде Туринского замка, сооружаем на то здешние пушки… О боже! колико бы нам пьемонтская армия полезною была. Ее после можно было [бы] распустить, ежели не нужна
[1950]. В моих трудах утешают меня всемилостивейшие рескрипты римско-императорско-королевского величества
[1951]. Спасителя ради, не мешайте мне»
[1952].
От наступления пришлось отказаться, косвенно намекая на ответственность за это австрийцев. Суворов рапортовал о перемене действий Павлу I 27 мая из Турина:
«Фрейлих и Вукасович возвратились
[1953] и стали в стороне Асти, дабы подручными быть к Турину и Александрии
[1954].
Мы вдруг наши дальнейшие операции остановили для утверждения завоеваниев и приведения их в порядок. Еще не взяты состоящие в блокаде цитадели Александрия и Тортона и, уповательно, что только лишь отворена траншея при Мантуе <…> Край и Клейнау, бывшие в содействии с Оттом, туда возвратились. Сей последний стоит при Фор[те]-Нове неподалеку Пармы, без примечательных действиев, и Туринской цитадель»
[1955].
К Александрии же отправлен был парировать возможное движение Макдональда и «граф Бельгард с достаточным, следующим за ним частьми, войском»
[1956]. Как видно, все поименованные генералы и войска их австрийские. Конечно, для осады крепостей и цитаделей подходили они больше, чем пьемонтцы, но зато в действиях полевой армии участия они теперь не принимали. Против возможного появления Макдональда теперь оставался один генерал Отт со своей дивизией, раз Край и Кленау возвратились к Мантуе. Остававшихся у Суворова под рукой только русских войск для наступления явно было недостаточно, и фельдмаршалу пришлось «замереть».
То, что он не мог высказать открыто своему самодержцу, написал весьма откровенно Разумовскому в Вену в тот же день 27 мая:
«Ваше сиятельство из приложениев ясно усмотрите: при отправлении моем из Вены, в инструкции сказано мне было о Мантуе, осадить или блокировать. Последнее по обстоятельствам происходило, как сам Край с Клейнау, оставя там нужное, с протчим войском, отделя к соединению с Отто, дабы поразить мнимую, для Мантуи опасную Неаполитанскую бывшую армию, под Магдоналем, содиненную с Монтришардом и Готье, отозван был вдруг, без всякого ко мне предуведомления, к осаде Мантуи, Гофкригсратом. Ежели операциями повелевает Гофкригсрат, то во мне здесь нужды нет, и я ныне желаю домой…»
[1957]
Суворов смело и откровенно вскрывает назревший «нарыв»: Тугут через гофкригсрат самовластно распоряжается австрийскими войсками, не ставя Суворова в известность о своих решениях. Ну что ж, тогда пусть и ответственность принимает на свой счет, а он, Суворов, лучше сразу вернется в Россию. Далее граф Рымникский ярко и точно излагает, к чему приводит Тугутово «двоевластие», недопустимое в управлении армией:
«Сей кабинетный декрет разрушил порядок всех моих операций. Мне нужно было для исправлениев довольно сдесь приостановиться. Макдональ не побит, он соединиться с Моро: мне надлежало Белегарда поспешить к себе. Гадик сдремал, но наитомнейший эрцгерцог Карл тот удар ему нанес, и на нас всех опасную бурю наклоняет
[1958]. Белегард
[1959] на походе должен был подкрепить Гадика почти половиною своих сил; к ним придет слаб, тако и мы будем слабы
[1960]. Всякой частной генерал не по одним внутренностям, но во всем относится в Гофкригсрат; тако имеет право интриговать по его пристрастиям и предрассудкам… По сим Гофкригсрат из четырех углов имеет право им повелевать и меня вязать… Томность его кабинета налагает томность эрцгерцогу Карлу. Сей принц, хотя бы и усерден был для общего блага, також связан как я, для кооперациев с нами, как неуповательно, что он сам вредную медлительность любит»
[1961].
Излив таким образом душу нашему послу, Суворов обращается к нему с призывом не мешать ему действовать самостоятельно, надеясь, что тот передаст его слова Тугуту:
«Иначе надеяться можно бы было в сию кампанию отвечать: мне за Италию, ему
[1962] за Германию, по Швейцарии. Его высокопревосходительство б[а-рон] Тугут да вникнет в сии правила, его мудрость да преодолеет единожды гибельные оным препоны и твердость его духа, да удалит беспечности для спасения Европы…»
[1963]
Но упование старого полководца было тщетно: скорее деревья Венского леса пустились бы в пляс, чем отказался бы от своей предвзятости властолюбивый австрийский канцлер.
Как же был прав в своем предвидении Суворов, пророчествуя в конце письма:
«Между Алекто и Терзита
[1964]… Как Гофкригсрат мне ни мешал, его одна или две кампании мне стоили месяц[а]. Как его владычество загенералисимуствовало
[1965], может мне стать один месяц его кампании на целую кампанию…»
[1966]
