Важность этой победы была в том, что под Тынцем были разбиты не только нестройные ополчения конфедератов, но и вполне равноценные русским части бывших саксонских полков Августа III, да еще под командой немецких офицеров, а при Ландскроне разгромлена выученная французскими офицерами и под их же командой польская пехота. Краков же, древняя столица Польши, деблокирован. Через пару недель еще одна победа – на реке Сан, среди пленных – иностранные офицеры. Потом победа над Пулавскими у Замостья. Все это бои, в которых переламывалась боевая сила конфедератов, принесли Суворову вполне заслуженную награду: 19 августа 1771 г. он был удостоен ордена Св. великомученика и победоносца Георгия 3-го класса. Орден, учрежденный императрицей Екатериной II 26 ноября (старый стиль) 1769 г.
[203], был в России первый, разделенный на четыре степени, что давало возможность награждать четвертой степенью просто офицеров за храбрость и мужество в бою, третьей степенью – старших офицеров и «младший» генералитет за отлично проведенный под их командой бой или же частную операцию. Наш герой как раз попадал своими победами в эту категорию. Вторая же и первая степени ордена полагались «старшему» генералитету и командующим армией или же флотом за крупную операцию или генеральное сражение. Эти награды ждали Суворова впереди.
Он не знал еще о пожалованной ему почетной награде, когда ход событий в начале сентября отдал в его руки судьбу Великого княжества Литовского. Вот как он сам описал это историческое событие:
«Возмутилась вся Литва; регулярная ее из полков немецкого штата и компутонговых хоронг армия, с достаточною артиллериею и всем к войне надлежащим снабденная собралась, как и довольно из регулярных войск, под предводительством их великого гетмана, графа Огинского. Собрал я всего войска до 700 человек и две пушки. но имел я храбрых офицеров, привыкших часто сражаться вблизи…»
[204]
Именно они: секунд-майор А. Киселев, секунд-майор К. Фергин, капитан Шлиссель и командовавший в этом бою артиллерией капитан И. Ганнибал, не упомянутый в воспоминаниях, но зато постоянно похваляемый в рапортах капитан А. Шипулин, такой же суздальский офицер, как и А. Киселев, и многие другие простые армейцы, беззаветно преданные воинскому долгу и профессии, стали в эти 24 часа главными исполнителями приказов Суворова. Это они провели свои роты в глубокой ночи без малейшего шума на огни неприятельского лагеря, на рассвете 11 сентября внезапно атаковали беспечного противника, зайдя ему в тыл. Это Киселев повел в штыки суздальских гренадеров по узкой плотине через болото и открыл путь нашей кавалерии, это Фергин с нарвскими гренадерами при поддержке Шлисселя и Ганнибала выбил конфедератов из Сталовичей и обрушился на главные силы графа Огинского, успевшие построиться в правильные линии.
Именно там, в Польше и Литве, обычные армейские офицеры стали для Суворова навсегда самыми любимыми боевыми помощниками, именно им он всегда оказывал протекцию и просил наград с особым тщанием. Именно среди младших командиров родилось самое большое число его пламенных почитателей и преданных последователей. Можно сказать, что в эти годы русский офицер наконец-то нашел своего отца-командира, своего героя, которого полюбил всем сердцем и за которым всегда шел и в огонь, и в воду, и сквозь медные трубы. От них имя его передалось в ряды солдат наших и навсегда осталось там.
Победа, одержанная в тот день, была совершенная:
«Вся артиллерия, обозы, канцелярия и клейноды великого гетмана достались нам в руки, тоже все драгунские лошади с убором <…> плен наш наше число превосходил; от драгунских и пехотных полков почти все, кроме убитых штаб– и обер-офицеров были в нашем плену; из наших офицеров старшие почти все были переранены
[205]; из нижних чинов убито было мало, но переранено около осьмой доли. Сражение продолжалось от трех до четырех часов, и вся Литва успокоилась…»
[206]
Силы Огинского, по подсчетам Суворова, были около 3000 человек
[207], авторы его формулярного списка, составленного по архивным документам в 1900 г., насчитывали поляков до 4000
[208]. Их потери определили они в 500 убитых, пленных – 15 штаб– и обер-офицеров и 273 нижних чина, наши же потери составили 8 человек убитыми и 38 ранеными. К трофеям отнесено было 10 медных пушек, 327 ружей, две пары литавр, 10 барабанов и 435 русских «нижних чинов Легионного корпуса, которых ранее всего гетман Огинский захватил в плен»
[209].
Самый же главный трофей этой баталии, который полководец называет «клейнод», то есть гетманская булава, был брошен Огинским в штаб-квартире при поспешном бегстве и достался, судя по всему, нашим казакам, ибо, как следует из ордера Суворова полковнику фон Древицу, был продан в его отряд. Возвращения гетманской булавы и передаче ее польскому королю письменно требует победитель
[210].
Значение этой победы императрицей было оценено по достоинству: 20 декабря 1771 г. она пожаловала А. В. Суворову орден Св. благоверного князя Александра Невского. Это была уже награда вельможного ранга. Напомним читателям нашим, что орден этот, задуманный Петром Великими и учрежденный в 1725 г. по смерти его Екатериною I, считался вторым по значению российским орденом после ордена Св. апостола Андрея Первозванного. Награждение им нашего героя, который тогда был генерал-майором, сразу же выдвигало его вперед из общей массы «младшего» генералитета и предвещало уже большую военную карьеру. Напомним, что отец его удостоился такой же награды, будучи уже генерал-поручиком и сенатором. Слава явно сама спешила на встречу с Суворовым.
Однако же не надобно думать, что из-за постоянных побед проникся он неуважением к противникам своим. Наоборот, когда появлялся повод, он всегда был готов отозваться о них с похвалой. Так, в рапорте генералу И. И. Веймарну от 10 апреля 1770 г. о бое под Новодице он пишет о храбрости конфедератов:
«Мятежники же построились по-шахматному, – за сим последовала атака нашей пехоты и кавалерии, расстроившая ряды противника, – но они, после первой атаки будучи выбиты, в поле строились против нашей кавалерии еще три раза, особливо под покровительством одной, оставшейся у них пушки, токмо как последний раз наша кавалерия бросилась на них через болотный ручей на гору, снова их сшибли на излом <…> то более они уже держаться не стали и ударились в совершенное бегство»
[211].
