«Турки на противном берегу, свыше 5000, почли нас за неважную партию, но сильно из их пушек по нас стреляли, как и в устье Аржиша, откуда выходили лодки»
[228].
«Высадившись, астраханские пехотинцы сформировали две колонны: 1-я под командой полковника Батурина, и 2-я – подполковника Мауринова, который по своему желанию просил меня быть при пехоте для штурма бывшего города Туртукая, хотя он перед тем, в бывшем сражении неприятелем был ранен и не пришел в совершенное свое здоровье»
[229]..
Оба мужественных астраханских офицера повели свои колонны на приступ 1-го турецкого лагеря, стоявшего на вершине очень крутой возвышенности, оба захватили по четырехорудийной укрепленной батарее. Не тратя зря патронов, астраханцы действовали штыками – «начал колоть и рвать»
[230], как рапортовал Суворов. Тогда же Батурин послал подполковника П. А. Мальгунова с ротой гренадер взять трехорудийную батарею на берегу Дуная, вскоре и она пала. Город Туртукай был «обращен весь в пепел и вконец разорен»
[231].
Суворов сам руководил боем, поспевая везде, был ранен:
«Первой раз под Туртукаем перебита у меня нога от разрыва пушки; о разных прежде мне неважных контузиях я не упоминаю…»
[232].
Сопротивление турок он оценил высоко, но солдат своих поставил еще выше:
«…хотя они и сами по батареям держались долго, но противу быстроты нашего нападения держатца не могли. <…> Солдаты же, рассвирепев, без помилования всех кололи, и живой, кроме спасшихся бегством, ни один не остался.
И что похвально было видеть, что ни один солдат в сражении до вещей неприятельских не касались, а стремились только поражать неприятеля. Трофеи наши составили 12 пушек большого калибра, их пришлось утопить в Дунае, 3 меньшего, их русские увезли, вся турецкая речная флотилия – 51 судно разных размеров, войсковые ”магазины” – их сожгли; 187 болгарских семей, или 663 человека, увезены на валашский берег. Наши потери: убитых 24, раненых 31 человек»
[233].
О своем состоянии он написал Салтыкову:
«Грудь и поломанный бок очень у меня болят. Голова будто как пораспухла. Простите, что я съезжу в Бухарест на день другой попаритца в бане»
[234].
Майский рейд на Туртукай интересен с нескольких точек зрения. Во-первых, с тактической: Суворов по причине ограниченности грузоподъемности русских плавсредств не мог взять ни одной пушки и первым рейсом переправил лишь 500 пехотинцев, которые одни, собственно, и выиграли ночное сражение. Небольшой отряд кавалерии прибыл вторым рейсом и принял участие лишь в коротком и энергичном преследовании. Пехота при высадке была построена в три каре по 150–170 человек, два в первой, а третье во второй линии. Такое построение оптимально защищало от атаки, если бы турки на нее решились, но ночная темнота парализовала их конницу, а пехота предпочла обороняться на укрепленных батареях. Боевой порядок нашей пехоты обладал повышенной маневренностью: небольшая численность каре, фактически это были роты, позволила их быстро свернуть в штурмовые колонны, когда потребовалось подниматься на укрепленные высоты, о чем пишет в реляции сам военачальник. Цепь стрелков прикрывала каре Батурина и Мауринова при продвижении к подножию туртукайских холмов
[235]. Атака батарей велась исключительно холодным оружием и имела полный успех, и это при том, что турецкая пехота кроме мушкетов имела белое оружие и умела им пользоваться. Но именно рукопашная схватка показала превосходство штыковой атаки хорошо обученных и закаленных в боях пехотинцев против клинкового оружия турок, даже при наличии у них артиллерии. Вообще, надо отметить, что ночной бой особенно сложен и опасен, и то, что Суворов так прекрасно провел его, говорит о высоком мастерстве командования, которого он уже к этому времени достиг. Сказывалась школа управления боем, усвоенная еще в Семилетнюю войну и отточенная в борьбе с конфедератами.
Во-вторых, вышеприведенные воспоминания нашего героя, равно как и отрывки из его реляций, дают нам наглядное представление о великолепном сочетании глазомера, проявленного в выборе диспозиции к рейду, с быстротой и натиском в проведении форсирования Дуная ночью под огнем и в штурме туртукайских позиций. Необходимо отметить, что собственные дарования Суворова сочетались с большим боевым опытом, накопленным войсками его отряда за прежние кампании против турок. То есть методика Суворова абсолютно совпала с прекрасными боевыми качествами только что переданных в его подчинение солдат и офицеров. Живым свидетельством этого явилось стремление только что раненного подполковника Мауринова непременно участвовать в рейде на Туртукай.
В-третьих, высокие моральные качества наших солдат, особо подчеркнутые в реляции о победе: отказ воспользоваться правом победителя на добычу ради достижения совершенного поражения противника.
Однако с Туртукаем связана и еще одна интереснейшая особенность. Переписка победителя позволяет нам близко познакомиться с нравами эпохи. Вот сразу после победы, чуть ли не из дымящихся руин Туртукая, пишет он короткую записку графу Салтыкову:
«Ваше Сиятельство! Мы победили. Слава Богу. Слава Вам!»
[236]
На следующий день, 11 мая, он посылает своему начальнику более пространное письмо, в последней части которого звучит совершенно не вяжущийся с хрестоматийным образом полководца мотив:
«Милостивый Государь Граф Иван Петрович! Подлинно мы были вчера veni, vede, vince, а мне так первоучинка. Вашему Сиятельству и впредь послужу, я человек безхитростный. Лишь только, батюшка, давайте поскорее второй класс»
[237].
Через двое суток, 13 мая, в еще более пространном письме графу Салтыкову уже во втором абзаце снова та же просьба:
«Не оставьте, батюшка Ваше Сиятельство, моих любезных товарищей, да и меня, Бога ради, не забудьте, кажетца, что я вправду заслужил Георгиевский второй класс, сколько я к себе ни холоден, да и самому мне то кажетца»
[238].
