2-е. С приверженными России ханами поступайте неостудно; с покоряющимися – человеколюбиво; ее Имп[ераторского] Ве[личества] Высочайшей воле противных – наказывайте; буйствы и преступления – строго и праведно, предваряя их злонамерения <…>
3-е. Флотилия надлежит быть умножена наемными купеческими судами, экипаж ее умножте потребною пехотою, ради высаживания оной в неминуемых случаях. Главное ее действие есть в забирании и истреблении противных судов, наносящих вред и препятствия российской торговле на Каспийском море <…>.
4-е. Главной ныне предмет ваш есть обеспечить коммерцию безопасным пристанищем, которое ежели не инде где-то вообразительно, способное быть может за Рящем
[414] при Ленгеруте <…> приличнее вам от тамошнего владельца купить за деньги потребное пространство земли, которое, по возможности, сильно укрепить, особливо каменною стеною, так, чтобы сия принять незапные злоумышления тамошних легкомысленных народов противоборствовать могла. В ней оставьте гарнизон с артиллериею по вашему усмотрению на месте.
Без потеряния времени в операцию вступите; полезно вам оставить российский гарнизон временно в Дербенте для надежности и беспечности вашего тыла»
[415].
Далее князь велел ему сообщить о мирных намерениях императрицы царю Картли-Кахетии (Восточная Грузия) Ираклию, шемаханскому хану и прочим местным властителям
[416].
Да, Потемкин ставил задачу наитруднейшую, но и весьма интереснейшую. Тут было над чем задуматься и к чему приложить руки. Сразу по прибытии в Астрахань Суворов с головой ушел в решение поставленных задач. Уже 15 февраля он рапортовал своему патрону об особенностях сухопутного маршрута из Астрахани в Решт, при этом очевидно, что на месте у него нашлись осведомленные информаторы, хорошо знавшие этот край и природно-климатические сложности региона.
«Приложенный при сем маршрут от Кизляра до Ряща <…> елико возможно исправил. Войски, запасшись провиянтом в Кизляре, с оным 270 верст дойдут до Дербента <…> от Дербента до реки Самура 56 в.
[417]»
[418].
За рекой Самур кончались русские владения, начинались пределы Кубинского ханства, то есть территория, находящаяся под сюзеренитетом Персии:
«…от Самура до Баки
[419] безлесно 350 в. сухарями: дреки Куры, где лесу и камышу довольно – 170 в.
До Ряща 360 в. тож. Прошед до Дербента 212 в., не доходя колодца Донгули 10 в., окажется ядовитая трава, от которой стеречься <…>»
[420].
Далее идет мнение о возможности солдатам пить «снежную воду» в умеренных количествах:
«…суть от дороги в правую сторону к подгорью
[421] от 4-х до 20 в. обиталища, где трава и вода. Всего невыгодного сею дорогою, не доходя колодца Донгули 10 в., до Баки 135, от Баки трактом до Рещу 97, итого двести тридцать две версты»
[422].
Что и говорить, маршрут проанализирован подробно, времени зря он не терял.
Вторую часть рапорта составляло краткое, но емкое описание состояния флотилии:
«Ее императорского величества Каспийской флот состоит в фрегатах 3-х, из коих один во всем исправлен, другой к марту исправлен будет, третий ожидаем из Казани
[423] в мае месяце, как и бомбардирский корабль 1; ботов по комплекту 8: из сих один отдан для коммерции бухарскому посланнику <…> и зимует под Астраханью. Касающееся по сему объяснение, как о купецких определяемых для кампании под Астраханью 13 и в пристанях Каспийского моря 18 зимующих судах, под литерою В, <…>»
[424].
Командир Астраханского порта, кроме того, представил проект одной шхуны, вполне одобренный Суворовым.
Работа кипит в его руках и дело спорится. 28 февраля он рапортует Потемкину:
«Исправлявшийся здесь второй фрегат готов <…> строение фрегата 1 и бомбардирского корабля 1-го, ботов 2-х под Казанью окончено, и по вскрытии вод спущены будут»
[425].
Он ожидает очищения Волги под Казанью к середине апреля. Спорится служба, слаживается и мир в семье, он простил жену и просил П. И. Турчанинова 12 марта 1780 г. помочь обелить ее репутацию:
«Милостивый Государь мой Петр Иванович! Сжальтесь над бедною Варварой Ивановною, которая мне дороже жизни моей, иначе Вас накажет Господь Бог! Зря на ее положения, я слез не отираю. Обороните ее честь. Сатирик сказал бы, что то могло быть романтичество; но гордость, мать самонадеяния, притворство – покров недостатков, – части ее безумного воспитания. Оставляли ее без малейшего просвещения в добродетелях и пороках, и тут вышесказанное разумела ли она различить от истины? Нет, есть то истинное насилие, достойное наказания и по воинским артикулам. Оппонировать: что она “после уже следовала сама…” Примечу: страх открытия, поношение, опасность убийства, – далеко отстоящие от женских слабостей. Накажите сего изверга по примерной строгости духовных и светских законов, отвратите народные соблазны, спасите честь вернейшего раба Нашей Матери, в отечественной службе едва не сорокалетнего <…>
В[арвара] И[ванов]на упражняется ныне в благочестии, посте и молитвах под руководством ее достойного духовного пастыря»
[426].
Письмо это, опубликованное уже более ста лет назад, – серьезнейший человеческий документ. Мы обычно говорим и пишем о полководце Суворове, реже – о любящем отце, но здесь, в мартовской Астрахани, на берегу вскрывшейся ото льда Волги покрывает лист писчей бумаги своим бисерным почерком человек, глубоко осознавший опасность ущербности поверхностного воспитания. Воспитания, не опирающегося на принципы нравственности. Он снова любит ее, «которая дороже <…> жизни» ему, любит свою жену и как человек просвещенный винит в ее грехе дурное воспитание. Разум ее не был воспитан должным образом, как не была просвещена и нравственность, и вот вам плачевный результат. Много ли знаем мы русских моралистов XVIII столетия? Этот текст представляет нам полководца и героя поборником нравственности человеческой. Нам могут заметить, что заговорил он о нравственности, когда измена задела его за живое. Да, но много ли сегодня насчитаете вы людей, которые вспоминают о ней без личной причины?