Страдая от раны физически, а от неудачи нравственно, Суворов замедлил с ответом и лишь на следующий день, 28-го, прислал рапорт о происшедшем:
«Вчера пополудни в 2 часа из Очакова выехали конных до 50-ти турков, открывая путь своей пехоте, которая следовала скрытно лощинами числом до 500. Бугские казаки при господине полковнике Скаржинском, конных до 60-ти, пехотных до 100, три раза сражались, выбивая неверных из своих пунктов, но не могли стоять. Извещен я был от его, господина Скаржинского. Толь нужной случай в наглом покушении неверных решил меня поспешить 93 ч[еловека] стрелков Фанагорийского полку к прогнанию, которые немедленно, атаковав их сильным огнем, сбили; к чему и Фишера баталион при господине генерал-майоре Загряжском последовал. Наши люди так сражались, что удержать их невозможно было, хотя я посылал, во-первых, донского казака Аксения Познышева, во-вторых, вахмистра Михайлу Тищенка, в-третьих, секунд-майора Куриса и, наконец, господина полковника Скаржинского. Турки из крепости умножались и весьма поспешно, было уже их до 3000 пехоты, все они обратились на стрелков и Фишера баталион. Тут я ранен и оставил их в лутчем состоянии. После приспел и Фанагорийский баталион при полковнике Сытине, чего ради я господину генерал-порутчику и кавалеру Бибикову приказал подаватца назад. Другие два баталиона поставлены были от лагеря в 1-й версте. По прибытии моем в лагерь посланы еще от меня секунд-майор Курис и разные ординарцы с приказанием возвратитца назад. Неверные были сбиты и начали отходить. По сведениям от господина генерал-майора Загряжского, баталионных командиров и господина полковника Скаржинского, турков убито от трехсот до пятисот, ранено гораздо более того числа. Наших убито: Фанагорийского гренадерского полку – подпоручиков 2, прапорщик один, гранодер 108; ранено: капитанов 2, подпоручиков 1, гранодер 130. Фишера баталиону раненых: секунд-майор Макеев, капитан 1, подпоручик один, гранодер 70; убитых: подпорутчик один, гранодер 30; бугских казаков убитых 12, раненых 4»
[711].
Ожидая этого рапорта и остро переживая большие потери
[712], Потемкин в нетерпении шлет нашему генералу новый и весьма суровый ордер:
«Будучи в неведении о причинах и предмете вчерашнего происшествия, желаю я узнать, с каким предположением ваше высокопревосходительство поступили на оное, не донеся мне ни о чем во все продолжение дела, не сообща намерений ваших, прилежащих к вам начальников, и устремясь без артиллерии противу неприятеля, пользовавшегося всеми местными выгодами. Я требую, чтоб ваше высокопревосходительство немедленно меня о сем уведомили и изъяснили бы мне обстоятельно все подробности сего дела»
[713].
Увы, второй рапорт был еще более кратким, чем первый, и уж точно не обстоятельным:
«…имею честь донести, что причина вчерашнего происшествия была предметом защиты бугских казаков, по извещению господина полковника Скаржинского, так как неверные, вошед в пункты наши, стремились сбить пикеты; к дальнему своему усилению, артиллерия тут не была, по одним видам малого отряда и подкрепления. О начале, как и о продолжении дела, чрез пикетных казаков вашу светлость уведомлено было; начальник, прилежащий к здешней стороне, сам здесь при происшествии дела находился. Обстоятельства Вашей Светлости я донес сего же числа, и произошло медление в нескором доставлении оного от слабости здоровья моего»
[714].
В этих двух рапортах Суворова действительно много неясного и требующего разъяснения не только для Потемкина. Во-первых, бугские казаки первыми подверглись атаке турок и в соотношении 1:4, схватывались казаки с противником трижды, а потери у них – всего 12 убитых и 4 раненых. Этого как-то мало при троекратном «сцеплении» с противником, превосходящим по количеству в 4 раза. При этом большая часть казаков была пешая, а следовательно, если бы даже казаки (во что верить не хочется) побежали, то должны были бы понести в любом случае гораздо большие потери. Во-вторых, непонятно, почему было нарушено первейшее правило, о котором Суворов пишет в эти месяцы 1787–1788 гг. неоднократно: пехота атаковала без артиллерии, тогда как он постоянно требует обратного и всегда подчеркивает, что пушки ведут по туркам «крестный» огонь от углов каре, а пехота преимущественно работает штыком
[715]. Здесь атаки ведутся с точностью до наоборот, то есть пехота атакует без артиллерии неприятеля, превосходящего ее по количеству в 3–4 раза. Отсюда и столь великие потери в пехоте, то есть без сдерживания нашей картечью турецкая пехота, действуя холодным клинковым оружием и ведя прицельный огонь, в чем всегда было ее превосходство, постоянно добирается как пулями, так и ятаганами до наших гренадеров. В-третьих, полководец совершенно не объяснил, на каком этапе он оказался в гуще схватки, командуя ее ходом, а это сразу же пролило бы свет на многое. Ведь сначала он пишет о трехкратной посылке к войскам с приказом их удержать, при этом указывая, что гренадерский батальон Фишера уже участвовал в бою, а ниже, говоря о своем ранении в гуще боя, оставляет стрелков и батальон Фишера «в лутчем состоянии», то есть он находился в их рядах. Почему не стал отводить, будучи ранен легко, как он сам пишет, это понятно: турок было уже слишком много, нужны были свежие части для прикрытия отступления, иначе бы наших солдат могли просто перерезать, потому и явился Фанагорийский батальон Сытина. Почему покинул поле боя, тоже ясно: рана в шее сильно кровоточила, нуждалась в срочном медицинском вмешательстве. О том, что она легкая, стало ясно лишь после осмотра, а не в момент ранения.
Неясно четвертое темное обстоятельство: почему сразу же после отдачи приказа гренадерам Фишера не послал за артиллерией, которая была неподалеку, в резерве у генерал-поручика А. Н. Самойлова, племянника Потемкина. Очевидно, понадеялся, что тот проявит инициативу, а он оказался пассивен. Во всяком случае, князю о пассивности А. Н. Самойлова официально рапортовать не стал, возможно, не желая, чтобы говорили, что сваливает с больной головы на здоровую, а может быть, не рискуя хотя бы косвенно компрометировать близкого родственника своего патрона. Признался в «наличии» А. Н. Самойлова только в частном письме от 10–12 августа, и все тому же де Рибасу
[716], которому по-прежнему писал все откровенно.
В поисках ответа на первые три вопроса можно только гадать, ибо документов, проливающих на них свет, у нас нет. Если же рассуждать логически, то небольшие потери бугских казаков можно объяснить только тем, что Суворов сразу же послал фанагорийских стрелков на выручку, а точнее, использовал стычку на аванпостах, чтобы преподать туркам кровавый урок. Он ведь сам по горячим следам в первом рапорте написал:
