Думается, в том-то и беда миллионов благонамеренных обывателей, потому-то так безынтересно проживают они дарованную им жизнь, что, повзрослев, начисто забывают, какими гениальными и пытливыми проказниками были они в детстве, и меняют на весьма посредственный достаток мещанина дерзкую отвагу 12-летнего мальчишки. Но оставим размышления. История наша идет вперед скорым шагом атаки – поспешим же за ней.
Между тем и австрийский император высоко оценил успех русских и австрийских войн при Фокшанах. В начале августа Иосиф II прислал Суворову благодарственное письмо:
«С черезвычайным удовольствием получил я ваше, господин генерал-аншеф, письмо и видел из оного славную победу, которую войски Ее Императорского Величества под вашею командою вместе с моими, команды принца Кобурга, при Фокшанах одержали. Принц Кобург не может довольно нахвалиться благоразумною и храброю помощию вашею и всего вашего корпуса. Сим я вам чрезвычайно обязан и прошу вас также командующему господину генерал-фельдмаршалу князю Григорью Александровичу Потемкину-Таврическому от моего имени засвидетельствовать мою благодарность за возложенное на вас ревностное содействие. Желал бы я более иметь случаев, чтоб доказать Ее Императорскому Величеству беспредельную союзническую верность и деятельное пособие»
[818].
Через три недели к благодарственному письму прибавилась благодарность вполне материальная: 10 сентября главнокомандующий доносил Екатерине II:
«Ваше Императорское Величество повелеваете мне донести подлинно ли император сделал подарок генералу Суворову? Его величество <…> препроводил и табакерку к нему
[819] с своим портретом…»
[820]
В тот самый день, когда писались эти строки, войска нашего героя после трехдневных маршей и переправ, которые приходилось наводить тут же, соединившись с австрийцами, подходили к реке Рымник, где на следующий день и грянуло сражение с армией великого визиря.
Еще за двадцать дней до этого полководец наш докладывал Репнину сведения от своих шпионов, рассказавших, что в Браилове, на Дунае, сам великий визирь с 30 000 войска. Чтобы им поверили, шпионы доставили из Браилова несколько апельсинов
[821]. Подробность курьезная, но хорошо рисующая нравы того времени. Суворов предлагал Репнину проявить бдительность:
«Сие против прежних показаниев, хотя бы и сумнительным казалось, однако следует к воинским предосторожностям»
[822].
2 сентября он рапортовал Потемкину, что его разъезды, отправляемые в сторону Галаца и Максимен, неприятеля там не видели
[823]. Но уже 6-го числа генерал наш получил письмо от принца Кобургского с извещением, что великий визирь перешел Дунай, но не у Галаца, а у Браилова, переправился уже через реку Бузео и стоит лагерем у деревни Градешти. Принц писал, что ждет нападения на свой корпус всей армии визиря, а потому просит немедля прийти и соединиться с ним. Через сутки, 7-го, от него пришло новое письмо о том, что визирь продвинулся вперед на 4 часа пути и расположился при Мартинештах, в четырех часах пути от австрийских войск, и вновь принц Кобургский просил о скорейшем соединении. Тогда уже Суворов в ночь на 8 сентября выступил в поход, взяв с собою 2 егерских, 4 гренадерских, 4 мушкетерских и 1 легкий батальоны; из кавалерии в поход ушли 12 карабинерных эскадронов, а также 2 казачьих полка и арнауты. Генерал Дерфельден тяжело болел и вынужден был остаться в лагере
[824].
Войска перешли реку Берлад, но под Никорештами через Серет австрийских понтонов не оказалось из-за разлития реки. Погода резко изменилась, пошел ливень, началась буря, отчего разлив резко увеличился, войска были удержаны образовавшимся болотом. Пришлось потратить 12 часов на прокладку гати, после чего русские части перешли Серет и близ Фокшан при речке Милкове в 10 утра 10 сентября соединились с австрийцами. Суворов отправился вперед и лично провел рекогносцировку
[825]:
«Прямо итти через речку Рымну по крутизне ее берегов и в виду неприятельского лагеря было неудобно, надлежало переправляться через ее ниже сего пункта. Я предводил правую колонну и к ней прибавлено от принца Кобурга два дивизиона кейзер и Баркова гусар <…> левая колонна была под предводительством принца Кобурга еще ниже меня. В сем порядке того ж 10-го числа, на закате солнца, выступили мы в поход, переходили Мильков вброд и по портативам
[826]. Ночь была приятная, небо украшено звездами, шли в великой тихости»
[827].
В высоком берегу Рымны была прорыта удобная переправа, и войска перешли речку вброд двумя частями: пехота вправо, кавалерия влево. Переправу закончили на рассвете.
Тотчас же Суворов развернул свои части ордером-баталии фронтом на юг: пехота построилась в две линии, каждая из трех каре, захождением в интервалах, в 3-й линии – карабинеры, в 4-й – казаки и арнауты. Австрийцы, составлявшие левое крыло соединенных войск, еще были на подходе, как и предполагала диспозиция Суворова, отданная накануне сражения. По завершении построения он повел русские каре на лагерь неприятеля у деревни Тырго-Кукули согласно все той же диспозиции. Там на выгодных высотах стояло 12 000 турок двухбунчужного паши Гаджи-Сойтари, того самого, что вместе с сераскиром бежал 20 июля с поля сражения при Путне.
Марш наших частей шел густым бурьяном и кукурузными полями, вскоре начались перестрелки с турецкими патрулями, потом с обеих сторон заговорили пушки. Наша 1-я линия стала наступать на турецкую батарею, но неожиданно перед ней дефиле
[828] надолго задержало русскую пехоту
[829]. Наконец, соблюдая порядок, она закончила форсирование дефиле. Однако же за это время половина неприятельского войска с большей частью обоза «взяла бег по дороге к местечку Рымнику…»
[830] Оставшаяся турецкая конница и пехота ударили «на каре правого фланга 1-й линии 2-го и 3-го гранодерских баталионов команды подполковника Хастатова
[831] и его утеснили. Храбрый отпор оного и крестные огни егерского в центре карея команды подполковника Рарога
[832], паче картечами, как из ружей и штыками чрез полчаса турков опровергли с великим уроном»
[833]. Тут же бригадир С. Т. Бурнашов, взяв из 3-й линии эскадроны Рязанского и Стародубовского карабинерных полков, совместно с дивизионом австрийских гусар майора Матешовского врубился в потрясенных турок. Суворов об этом писал так:
