Но это все будет впереди, а пока что 7-го Суворов рапортовал Потемкину о подготовке к штурму:
«Уже бы мы и вчера начали, естли б Фанагорийский полк сюда прибыл. О чем Вашей Светлости доношу»
[1000].
В тот же день туркам было послано обращение с требованием сдачи крепости:
«Превосходительному господину сераскиру Мегмет-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным султанам и прочим пашам и чиновникам.
Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие вашему превосходительству и почтенным сутанам и требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей, о чем и ожидаю от сего через двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства; и за то никто, как вы и все чиновники, пред Богом ответ дать должны»
[1001].
Отметим, что если в письме князю де Линю в ноябре 1789 г. Суворов шутя бравировал кровожадностью, то в действительности он сделал все, чтобы избежать кровопролития. 8-го он доложил главнокомандующему:
«7-го числа, пополудни в 2 часа послан был к крепости трубач с письмом Вашей светлости и моими, где означен срок суточной на ответ, что принято было учтиво»
[1002].
Сераскир ответил требованием 10-дневного перемирия. В ответ 9 декабря собравшийся военный совет постановил:
«Приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать неприятелю время еще более укрепиться, и посему уже нет надобности относиться к Его Светлости главнокомандующему
[1003].
Сераскиру в его требовании отказать. Обращение осады в блокаду исполнять не должно
[1004]. Отступление предосудительно победоносным ее Императорского Величества войскам…»
[1005]
В тот же день полководец сообщил своему патрону, что передал туркам письменную отсрочку еще на сутки, но весь день шла перестрелка между крепостью и русскими батареями
[1006]. 10-го он рапортовал, что ночью турки вели жесткий обстрел судов гребной флотилии, мешавшей им укреплять берег Дуная. А потом:
«Сего утра
[1007] с наших судов и батарей открыт сильный огонь по крепости, с которой тож пальбу производят»
[1008].
До штурма оставались считаные часы. Ночью с 10 на 11 декабря 1790 г. в 3 часа войска выступили по диспозиции колоннами, а суда флотилии стали спускаться по течению к предназначенным местам. В 5 часов 30 минут все колонны двинулись на приступ.
«Небо облечено было облаками, и расстланный туман скрывал от неприятеля начальное наше движение. Но вдруг с приближением первой и второй колонн неприятель открыл пушечную картечами пальбу, и ружейный огонь вокруг всего вала загорелся»
[1009].
Так начинается рассказ о приступе в суворовской реляции. Но П. С. Потемкина жестокий этот «прием» не удержал, натиск наших войск только усилился. Вот уже вторая колонна спустилась в ров и вышла из сферы артиллерийского огня. Пока стрелки секунд-майора Л. Я. Неклюдова подавляли турецких стрелков на валу, были приставлены лестницы, и егеря под предводительством Неклюдова поднялись на вал. Храбрец шел одним из первых, вдохновляя своих солдат, был тяжело ранен, но лейб-гвардии Измайловского полка прапорщик князь И. А. Гагарин «рассеявшихся от первого импету
[1010] егерей собрал и с ними храбро атаковал, стремящиеся кучи отразил и присоединился к колонне»
[1011]. В эту же минуту 1-я колонна приблизилась к палисаду, командовавший ею генерал-майор С. Л. Львов, видя, что только стремительный натиск сможет опрокинуть противника, приказал бросить фашины «и стремясь кинулся и первый перескочил палисад. Таковой пример ободрил подчиненных и смешал неприятеля»
[1012]. Львов повел тут же своих в штыки, и турки отхлынули: их сабли были бессильны перед русскими штыками. Апшеронские стрелки и передовые фанагорийские гренадеры обошли каменную казематированную батарею, откуда до 300 турок бросали в них гранаты, оставили батарею позади и пошли к Броским воротам. Тут Львов был ранен, и команду принял любимец Суворова полковник фанагорийцев В. И. Золотухин.
В это же время на левом крыле атакующих войск 6-я колонна генерал-майора М. И. Голенищева-Кутузова «единовременно с первою и второю колонною, преодолев весь жестокий огонь картечных и ружейных выстрелов, дошла до рва, где бригадир Рибоньер положил живот свой»
[1013]. Спустившись в ров, бугские егеря приставили лестницы и, преодолевая ожесточенное сопротивление, взошли на вал.
«Достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным и сражался с неприятелем, но множество онаго остановило на первый миг распространение по валу, и для сего призвал он Херсонский полк, в резерве бывший <…> С прибытием резерва неприятель не токмо отражен, но и знатною частию побит. Твердая в той стране нога поставлена, и войски простирали победу по куртине к другим бастионам»
[1014].
Между тем наша Дунайская флотилия приближалась к крепости, но из-за сильного тумана ее большие суда перемешались. Однако О. М. де Рибас сумел выйти из положения, сняв десантные части с больших судов и переведя их на легкие. После этого легкие суда, внезапно выйдя из тумана, устремились к береговой стороне Измаила, и произошла стремительная высадка десантных колонн
[1015].
