– Могу я хотя бы увидеть его? – шепчет богиня плодородия. – Я не прошу о встрече, лишь один взгляд…
– Анвара нет в моем царстве, – тихо говорит Смерть. – Мне не ведомо, где Мара спрятала пламя, но он не мертв.
Ниневия не находит слов. Своими бесстрастными речами Госпожа Пустоши дарит ей надежду, которую богиня плодородия практически потеряла много лет назад. Вокруг вновь разливается аромат цветущих яблонь.
– Уходи отсюда, Первенец Земли, – в этом голосе нет ни раздражения, ни приязненности, вообще ничего. – Тебе здесь не место, а мне нет дела до ваших игр и распрей.
– Постой! – кричит Ниневия. – Если Анвар не мертв, то почему не отвечает на молитвы, почему не слышит призывов ни богов ни людей?
– Огонь спит, и только Альмос, мой младший брат знает, что ему снится. Проси помощи у него. А теперь уходи.
Взгляд Ниневии заполняет серый туман, Серые Пустоши тают вместе со своей госпожой, и она вдруг оказывается в неизвестном месте, посреди колосящегося поля. Она вновь ощущает вокруг свою стихию, и вместе с этим многочисленные, даже бесчисленные молитвы. Люди воюют, люди умирают и просят о ее благословении матери и сестры, кричат в безучастное небо солдаты, молят охрипшими голосами жрецы и простые врачеватели. Безграничная вера окружает ее, давая силы и тут же вытягивая их. Ниневия растворяется в Земле.
* * *
– Это земля разбойников и негодяев, – сердито заметила Вигдис. – Мой меч придет в негодность раньше, чем мы доберемся до обжитых земель. Как они вообще могут выживать в этих лесах? Где они берут огонь?
– Здесь много духов, – ответил Мальфри. От долгого путешествия верхом он становился задумчивым и отрешенным.
– А может, им помогают жрецы Похищенного?
– Им все равно где и кому принести пламя, – вздохнул скальд. – Так что все может быть.
– Так не должно быть.
– Они тоже люди, Вигдис. Простые люди. Слышала, что говорили местные в последней деревне? «Сыны грозы» скачут по проселкам, неся с собой огонь обещание вернуть бога. Они хотят совершить то, что не под силу оказалось богам и прочим могучим духам, забывая о том, что они всего лишь люди. Власть ли опьянила их, сила даровать огонь или собственная вера, то мне не ведомо, но своим пылом они несут опасности не меньше, чем разбойники. Как бы не получилось у них как в той старой сказке…
– Какой именно сказке? – не поняла женщина. – Ты рассказывал тысячи их.
– В той, что про солдата, искавшего свою королевну, живущую за тридевять земель.
И Мальфри принялся особым, «сказочным» голосом рассказывать:
– … тогда обратился солдат к старшей сестре, повелительнице всех ветров. Да не знал он, что то сама Мара предстала перед ним. «Подожди немножко, – сказала она солдату, – вот я созову всех своих ветров и у них спрошу. Ведь они по всему свету дуют, так должны знать, где твоя королевна теперь проживает». Вышла дух на крыльцо, крикнула громким голосом, свистнула молодецким посвистом; вдруг со всех сторон поднялись-повеяли ветры буйные, только изба трясется! И как только собрались ветры, начала она их спрашивать: «Ветры мои буйные, по всему свету вы дуете, не видали ль где прекрасную королевну?». Ответили ветры в один голос, что нигде не видали, да только южного ветра среди них не было. Немного погодя прилетел и южный ветер, да рассказал, что бывал в новом царстве, где живет прекрасная королевна; муж у нее без вести пропал, так теперь сватают ее разные цари и царевичи, короли и королевичи. Солдат, сообразив что о его жене ветер говорит, спросил, сколько ж до того царства? На что ему ветер отвечает: «Пешему тридцать лет идти, на крыльях десять лет нестись; а я повею – в три часа доставлю». Солдат начал со слезами молить, чтобы южный ветер взял его и донес в новое царство. На что ветер у него в обмен попросил в этом самом царстве вволю погулять три дня и три ночи. На радостях солдат согласился, хоть три недели разрешил ветру гулять. Тогда вдруг зашумел-засвистел сильный вихорь, подхватило солдата на воздух и понесло через горы и моря под самыми облаками, и ровно через три часа был он в новом царстве, где жила его прекрасная королевна. Только увидел ее солдат, как сразу забыл про южный ветер и свое обещание, а тот и принялся гулять в царстве! Все дома в городе, все деревья в садах, все верх дном поставил. Три дня и три ночи гулял ветер, а когда осмелился солдат с женой своей из укрытия выйти поняли, что ничегошеньки-то от их царства и не осталось.
– Помню эту сказку, – нахмурилась Вигдис. – Но я всегда думала, что она про то, как опасно заключать сделки с духами.
– И про это тоже. Но все же про то, что не стоит мчаться за своей мечтой сломя голову, не думая о последствиях.
– Мы поэтому свернули на юг? – догадалась женщина.
– В некоторой степени. Дороги, о которых говорилась в письмах, давным-давно поглотил лес, села, через которые они вились опустели и заброшены, а люди забыли об этих местах. Нам нужно искать обходной путь.
– Что ты надеешься найти там, муж мой?
– Сокровища, дорогая. Забытые всеми знания, ценнее любого золота, сияющую истину.
– Как бы не найти там смерть, – вздохнула воительница. – Но приключения на нашу голову точно будут, да?
– Но мы ведь за тем и отправились на перешеек? – улыбнулся Скальд.
– Я вообще не знаю, как ты меня уговорил приплыть сюда, – проворчала Вигдис. – О, чуешь? Дым. Рядом деревня. Поторопи коня, я уже истосковалась по теплой еде и постели. Такого холодного лета и на островах не припомню, не к добру это, не к добру…
Глава двенадцатая
Раздольная неделя подходила к концу. Уставший от гуляний люд разбредался по своим домам, отдыхая после девяти дней празднований. Десятый и последний день Раздольной недели было принято отмечать в тесном семейном кругу, без шумных посиделок но с тихой благодарностью за теплое лето. О наступающей осени и следующей за ней суровой зимой старались не задумываться.
Янар сидел за столом вместе с приютившей его семьей, слушал негромкие разговоры и думал о своем. Неделя прошла с того времени, как он бежал из охваченной заразой деревни, но он все еще вздрагивал от любого кашля, раздававшегося рядом.
Жрец понимал, что поступил неправильно. Несмотря ни на что он должен был сжечь все, что могло гореть в этом поселении. Нельзя было допустить распространение заразы, даже если бы ценой этого стала его собственная жизнь, но… Он испугался. Он чуял Владычицу Пустоты, ожидающую за углом, она ждала своей дани, и Янар бежал, как можно дальше от холодного дыхания Смерти. Он не могу взять на свою душу столь тяжкий грех, убийство возможно здоровых людей, разрушение поселения. Кроме того, он знал, каково это – гореть. Все жрецы Анвара знали это, и некоторые жаждали столь чистой смерти, но сам Янар боялся этого, боялся как снег боится тепла, как тень боится солнца. Он не мог смотреть на горящих заживо людей, его переполнял ужас.
Настала Раздольная неделя. Все десять дней празднований Янар провел в одной деревне, решив немного прийти в себя, благо, веселье, царящее вокруг отгоняло его мрачные мысли и страшные воспоминания. По вечерам, когда гости, под завязку налитые разнообразным хмелем разбредались по своим домам (некоторые едва ли не уползали. Самых пьяных староста от широкой души оставлял на ночь у себя), Янар помогал старшей дочке хозяев успокаивать разошедшуюся малышню. Перевозбужденные, нервные дети никак не хотели успокаиваться и засыпать, а потому Янару приходилось придумывать все новые и новые способы уложить детишек. В этот раз он решил им рассказать короткую сказку, которую услышал от одного из наставников в ордене, когда сам был еще ребенком и боялся спать один в пустой келье.
