Душа была квинтэссенцией человеческого Я. Земные ученые вряд ли ошибались, мозг содержал в себе, в виде нейронных связей и сигналов: и память, и личность, и все остальное, что делало Лазариса Морфея — Лазарисом Морфеем. Однако душа, в отличие от сознания, заключала в себе не только информацию. По сути своей это была чистейшая энергия, впитавшая в себя все вышеперечисленное и еще многое сверху: все когда либо испытанные нами эмоции, все забытые сны, все несбывшиеся фантазии — в душе все это оставалось в первозданном, чистейшем виде. А потому именно душу было правильнее считать истинным отражение нашей личности.
И во внутреннем видении человека душа представала ему такой, каким он представлял сам себя. Не разумом, а на каких-то сверхглубоких уровнях подсознания, завязанных на таких тонких материях, что сложно представить, человек находил образ, наиболее ему подходящий и воплощал в нем собственное естество. Кто-то представлял животных, кто-то растения, кто-то нечто аморфное и неясное, кто-то совершенно конкретные предметы. Но это всегда был связанный с ним образ, из чего проистекал такой занятный феномен, как цвет человеческой души, который, в свою очередь, проявлял себя во время трансформации как цвет покрывающего мага тумана. У Савойна Листера душа была серой, у Роам Зин — оттенка морской глубины.
Вот только не было зафиксировано ни одного случая, когда бы душа человека оказалась чисто-черной или чисто-белой. Мы не шахматные фигуры и наши души так или иначе окрашиваются в оттенки, зависящие от тысяч различных параметров. Лаз не знал причины того, что его душа имеет именно такой цвет, но точно знал, что это не просто странно и даже не просто исключение из правил. Это аномалия, невозможная для нормального человека.
И Айна была ровно такой же аномалией, только с другим полюсом. Его душа представлялась кошмаром, чернильно-черной амебой, готовой в любое мгновение пожрать весь мир, разорвать, покорить, пожрать, уничтожить всё и вся. А ее душа была ровной противоположностью: белоснежное солнышко, готовое согреть, утешить, укрыть от любой опасности, любящее и нежное. Ни то, ни другое, не могло быть душой живого человека. Сколь бы мы не были добры или злы, сколько бы в нас не было святости или скверны, ни одна тьма не обходится без звезд и ни одно солнце — без пятен.
Лаз, конечно, не был рыцарем в сверкающих доспехах, за свою жизнь он испытал много такого, что можно назвать беспросветной тьмой, но и счастливых моментов было не мало. И он был на сто процентов уверен, что жизнь Айны не обошлась без горя и бед. А значит, если следовать здравому смыслу, их души должны были измениться, раз уж они отражения их самих. Вот только этого не произошло. Почему? Он не знал. Хорошо ли это? Он не знал. Но это не могло быть совпадением, что именно у них двоих, оказавшихся связанными через тысячи километров, настолько неправильные и невозможные души.
Он не знал чего хотел добиться, но останавливаться не собирался.
— Дай руку.
Сейчас его телу на вид было лет шестьдесят, так что они смотрелись довольно странно. Маленькая хрупкая девочка, с сосредоточенным лицом протягивающая раскрытую ладошку мускулистому пожилому мужчине. Ее пальчики не могли даже закрыть его ладонь, но никого из них это не волновало. Но сейчас это было не важно, было ли Лазу двенадцать, сорок два или шестьдесят, это не играло никакой роли. Потому что у души нет возраста.
Пустота. В пустоте не было цветов, не было оттенков, она не была черной, в ней отсутствовала даже чернота. Не увидев ее самостоятельно, понять ее было невозможно. И в пустоте друг напротив друга висели две сущности. Маленькое снежно-белое солнышко и большая клякса иссиня-черных чернил, протягивающая в ничто свои щупальца. Однако сейчас для них не было этих образов. Не было вообще ничего.
Буддисты считают наивысшим блаженством Нирвану. Парадокс заключается в том, что Нирвана представляет из себя предельное ничто, лишенное материи, пространства, времени, любых концепций, идей и вероятностей. Блаженство в человеческом понимании не должно существовать в нем по определению. НО сейчас Лаз смог хотя бы отдаленно прочувствовать смысл буддистского блаженства. В пустоте нет ничего, но это не проклятье, а благословение. Нет боли, нет страха, нет голода и жажды, нет смерти и предшествующего ей мгновения жизни, нет страстей и желаний. Пустота полна сама в себе. И несколько кратких мгновений которыми показалось ему проведенное в пустоте время его душа была полна.
А потом прогремел взрыв.
Глава 21
Час шестой.
Правительство в общем и интегрированные в группировку Мика агенты вместе со своим начальством в частности сработали на славу. В любой другой момент и в любом другом месте этого было вполне достаточно, чтобы предотвратить любые поползновения преступника, даже такого влиятельного как Микалис. Единственной, но роковой их ошибкой было то, что они недооценили громадную ненависть, которую этот человек испытывал по отношению к герцогу Калтиру Ланоританскому.
Мик планировал свою месть долгие годы. Медленно, кропотливо, словно собирал пазл из десятков тысяч деталей. Он лишил себя возможности подняться выше в Лиге Плюща, тратил минимум денег на собственные нужды, ровно столько, чтобы никто, и в особенности тайные службы, не смог заподозрить его в чем-то необычном, работал днями и ночами с одной-единственной целью. Он хотел не просто убить Калтира, но полностью его уничтожить. Добиться того, чтобы уважаемого всеми начали презирать и ненавидеть самые близкие его друзья и знакомые. Отобрать у него все до последней монетки, унизить, заставить страдать. И только потом, когда у старика не останется в этом мире ничего, наконец прикончить, плюнув напоследок тому в лицо.
Когда к нему пришел Габик с предложением ограбления герцога, Мик поначалу не поверил своим ушам. Огромных усилий ему стоило не выдать себя перед старым другом, притворившись, что афера против Калтира ему кажется ненужной и опасной. Он понял, что отговорить старого друга у него не выйдет и кража произойдет, с его помощью или без, а тогда меры предосторожности, предпринятые герцогом, ужесточатся и задумке самого Микалиса может прийти конец.
А потому Мик решил: не можешь противостоять — возглавь. К тому же последние приготовления уже заканчивались и он и сам хотел начинать. Так что почему бы не помочь старому приятелю? Тот факт что из-за его действий задумка Габика и Лаза может полететь коту под хвост, Мика уже не заботил. Близящаяся расплата не давала ему думать здраво. Он решил так: если человеку Габика удастся — он молодец, если нет — сам виноват. Он сделал достаточно. Даже больше, чем достаточно.
Неожиданная проблема, вызванная реакцией на яд Лоры была преодолена неожиданно удачно. Настолько мощный эффект мог проявиться лишь в том случае, если бы ребенок в утробе девушки имел бы очень высокий магический потенциал, так что винить Мика в недосмотре было сложно. Вероятность того что на одном конкретном приеме появится женщина, беременна будущим магом с силой близкой к высшему, была ничтожна. Однако, похоже, вселенная в данном случае была на стороне Микалиса.
