— То есть те, кто прячутся внутри этой аномалии, кем бы они ни были, не смогут сдвинуть эти искажения на нас, — подытожил его слова Фауст, однако в ту же секунду снова повернулся против Лаза. — Но кто тебе сказал, что они не умеют создавать нечто подобное собственными силами? Или что еще похуже? Я не говорю, что нужно разворачиваться и улепетывать, — уже было озарившееся радостью лицо Ронды снова посерело и скривилось в гримасе недовольства. — Но стоит все тщательно продумать. Разведать ситуацию, как минимум.
— А я что, говорил переть напролом, словно компания носорогов? Да за кого вы меня принимаете?
— За очень деятельного фаната исследований, — буркнула девушка, поняв, что просто так это не закончится.
— Фауст? — Требовательный голос Лаза разорвал повисшую тишину.
— Она права, в целом, — тяжело вздохнул мужчина, поднимая на парня свой серьезный взгляд. — Я понимаю, почему ты с таким рвением окунулся во все эти исследования, потому ничего и не требую, но ты не можешь не признать, что иногда заходишь слишком далеко, вскрывая какого-нибудь монстра или проверяя в бою очередную свою трансформацию.
Лаз взглядом окинул своих спутников и друзей. На него смотрели внимательные, без тени только что полыхавшего недовольства его задумкой, даже какие-то сочувствующие глаза. Даже у Мара во взгляде было это сопереживание, словно Лаз вернулся в детство, когда ни один человек не мог посмотреть на него, немощного, худого, словно скелет, сидящего в кресле-каталке, без так ненавистного ему сострадания. «Не смейте меня жалеть, жалеют лишь тех, кто слаб!» — эти мысли крутились в его голове сотни, если не тысячи раз, но он был ребенком, по крайней мере внешне, и не мог рисковать, произнося их вслух. Но сейчас его ребенком бы никто не назвал.
— Думаешь, что понимаешь, почему я так стараюсь? — Даже не сказал, а прошипел он в лицо Фаусту, от такого дернувшемуся, словно от укуса настоящей змеи. — Думаешь, что знаешь меня и мои мотивы? Что изучил несмышленого паренька с ног до головы своим пятисотлетним взором? Да, не удивляйся, я прекрасно знаю, какую строчку в рейтинге ты занимаешь и как тебя звали до встречи со мной. И из того, что ты обо мне не знаешь, можно составить книгу, а то и не одну. Я уважаю тебя и твои советы, но не смей даже думать, что имеешь право пытаться вправлять мне мозги.
Стоило отдать Фаусту должное, он стойко выдержал эту реплику и не отвел взгляд до последнего момента. Лаз сам обернулся на возмущенный женский голос.
— Лаз, а ну извинись! — Голос Ронды дрожал, было видно, что она сама испугалась того, что сказала, но, тем не менее, также постаралась сохранить хотя бы видимость уверенности. К сожалению, ненадолго.
— А, наша принцесса! — Лаз, раз начав, останавливаться не собирался. — Мисс «Мне плохо, помогите мне!» Ты меня уже достала своим нытьем! Когда обсуждали, отправиться на южный континент или нет, тебя никто за язык не тянул, сама согласилась. Так какого хера ты теперь канючишь, словно малое дите, по поводу и без? На что ты рассчитывала, зная, что, «тут люди гибли сотнями»? На пикник в парке? На веселую прогулку? Или это в тебе играют наследственные нотки? — Глаза Ронды округлились до состояния чайных блюдец. — Что? Думала, это такой великий секрет? Если хочешь скрыть тот факт, что ты дочь императора Лотоса, стоило постараться замести следы получше. Чудо еще, что тебя на турнире никто не узнал, у вас с сестрой глаза совершенно одинаковые! На что ты вообще рассчитывала, когда туда отправилась, а? Дура! Ладно он, — кивок в сторону тихо наблюдавшего за происходящим Фауста. — У него еще есть какое-никакое право на меня свысока смотреть, возраст, опыт и все такое. А ты с чего вдруг решила сыграть в пожалейку? Из-за того, что старше на десяток лет? Это полная херня! Я знаю и видел такое, что тебе и не снилось, так что не смей даже пытаться сымитировать строгую мамашу, нос не дорос и не дорастет еще лет сто! — По щекам Ронды уже давно катились слезы, но Лаз, похоже, вознамерился окончательно добить девушку. — Думаешь почему он меня не останавливает? — Снова кивок в сторону все такого же флегматичного Фауста. — Я скажу. Он хочет, чтобы я выговорился и успокоился, несмотря на то, что я ему сказал, он продолжает пытаться меня лечить. Впрочем уже пофиг, я сказал, что по этому поводу думаю и он уже вряд ли сам сунется мне что-то доказывать. Но вот что куда забавнее, так это то, что он выбрал позволить мне выпустить пар, а не заступиться за тебя. Какой вывод мы делаем? Правильно: ты для него лишь удобная и преданная подстилка!
Фауст наконец дернулся, но наткнулся на поднятый прямо перед носом палец.
— Нет-нет, держи марку, раз уж начал! Если сейчас полезешь ее защищать, то будешь не просто сволочью, а беспринципной сволочью, что куда хуже. Хотел, чтобы я не бежал от того, что превратил три десятка человек в кровавую кашу — получай последствия. Теперь ты, — палец ткнулся в полностью шокированного происходящим Мара. — Не делай такой удивленный вид, я понял, что они тебе все рассказали. А так как по собственной инициативе ни один из них этого бы не сделал, приходим к выводу, что ты сам начал докапываться. Тебя мама не учила не лезть в чужие дела, а?
Лаз замолчал, переводя дыхание и наслаждаясь чувством удовлетворения от освобождения накопившихся в голове мыслей. Однако сказать больше никто ничего не решался, каким-то шестым чувством понимая, что это еще не конец.
— Не хотите со мной идти — не надо, впрочем сейчас, даже захоти вы, я бы никого не взял, — наконец продолжил Лаз, окинув своих спутников уже куда более спокойным взглядом. — Я, конечно, помогу добраться до ближайшего островка безопасности, я сейчас может и кажусь вам последней сволочью, но, тем не менее, помочь вам это мне не помешает.
.
Как Лаз и говорил, бросаться напролом навстречу неизвестности он не собирался. И для того, чтобы не попасться потенциально опасным аборигенам на глаза сразу, решил перемещаться не в своей боевой форме и тем более не в обычной человеческой, а в максимально маленькой и незаметной. Все-таки, кто бы то ни был, человек, гном или разумный гриб с Альфа-Центавры, вряд ли ты будешь, находясь в дикой природе, самых настоящих джунглях, обращать хоть сколько-то внимания на обычную муху.
Ну как, не совсем обычную, насекомое, в которое Лаз превратился, отличалось избыточным количеством конечностей и глаз, однако для южного континента такая вот форма мини-монстра Франкенштейна была куда большей нормой, чем классическая шестиногая, так что по этому поводу можно было не переживать.
Долгое нахождение в теле, не рассчитанном на высшую мозговую деятельность, было не слишком приятным: душа начинала сопротивляться такому несоответствию и обеспечивала своему хозяину приступы неслабой такой боли, но возвращаться обратно в человеческое тело Лаз не собирался. Может быть Ронда и была страшной перестраховщицей и плаксой, а Фауст вечно пытался наставить его на путь истинный, но в том, что о возможностях обитателей аномалии ничего не было известно и они, эти возможности, могли выходить за рамки известных человеку, они, Фауст с Рондой, были полностью правы. И рисковать, лишний раз меняя форму, а значит выдавая свое местоположение всплеском энергии, Лаз не собирался. Да, до центра аномалии было несколько сотен километров, что означало много часов полета, но лучше было перебдеть, чем недобдеть.
