И таких примеров, может быть не настолько масштабных, но все равно странных или даже абсурдных, было еще множество. Тем не менее, если говорить в общем, рыболюди Лазу нравились. Да, у них были свои заскоки, совершенно непонятные людскому сознанию (ну кто при встрече со старым знакомым начнет с довольным видом тереть своего друга по черепу?), но при этом было и много такого, в чем Лаз угадывал совершенно человеческие черты. К примеру, один из клерков, то ли от нечего делать, то ли в отместку за что-то, применил к одной из дощечек для записи слабое заклинание псионики, из-за чего материал, на котором предполагалось писать, стал слишком твердым, после чего с невероятно довольным видом передал эту дощечку коллеге. По скромному мнению Лаза такой себе розыгрыш, но это не отменяло факта, что рыболюдям не был чужд юмор и они умели и любили шутить, пусть даже так неуклюже. Да и в разговорах Лаз то и дело слышал вполне человеческий, с поправкой на особенности подводной речи, смех. Язык он конечно не понимал, но шутки точно имели место.
Они, несмотря на свой явно хищный рацион и довольно угрожающий арсенал акульих зубов, не были жестокими. Зверей убивали максимально гуманно, а все опыты проводили лишь дав животным какой-то местный аналог наркоза, если, конечно, эксперимент не требовал обратного. И пусть они и ссорились между собой, в большинстве случаев после того как спорщиков разнимали, кто-то из двоих приходил ко второму извиняться и Лазу в очередной раз приходилось наблюдать процесс потирания голов.
Он уже решил, что когда вернется к ребятам, то они вместе обязательно придут сюда открыто и предложат рыболюдям мир. Тем более что им всем было чему поучиться друг у друга. Изначальное замеченное Лазом отсутствие у рыболюдей представления о магии трансформации, даже в ее зачаточном виде, полностью подтвердилось. Насколько ему удалось понять, все проводимые исследования были направлены на одно: понять, почему существа южного континента вообще способны достигать таких размеров и что является причиной их мутаций. То есть не только о трансформации, но даже об энергии Зверя тут не были ни слухом, ни духом. Так что у него было, чем их удивить.
С другой стороны, Лаз так и не смог найти ни одного рыболюда, практикующего стихийную магию. Да, настоящих магов было лишь пятеро, но из двух с небольшим тысяч жителей купола магией в той или иной мере владело минимум процентов пятнадцать. И все три сотни были псиониками. Похоже это была особенность их душ и стихийниками рыболюди не могли быть в принципе. Однако при этом они смогли добиться в псионической и артефактной (должно же было что-то поддерживать этот огромный купол и зоны аномалий вокруг) магии просто невероятных результатов, опережающих человеческий род на многие десятки, если не сотни лет. И их искусству Лаз бы тоже с удовольствием поучился.
Этих самых артефактов, кстати, Лаз так и не обнаружил. Даже под землей их не было, хотя он углубился магией восприятия еще на несколько сотен метров под дно сферы. Единственное место, казавшееся подозрительным, находилось прямо по центру купола, где плавал небольшой шарик из какого-то неизвестного Лазу материала и от которого ощутимо фонило магией. Однако размеры этого шарика были слишком малы, артефакт, способный создать такой купол, а тем более тянущуюся на многие сотни километров зону искажений, должен был быть куда больше, в последнем случае, вероятно, размером с весь этот купол.
И Лаз не мог ошибаться, просто недооценив мастерство рыболюдских магов. Дело было в колоссальных запасах энергии, требуемых на такие заклинания. Ни один материал, ни одно вещество в мире просто не было способно вместить в себя такие объемы при недостаточных размерах. Все равно как в чашку объемом литр никогда не залить больше литра воды. Этот шарик же был размером всего лишь с кулак. Если бы в нем содержалась подобная энергия, он бы уже давным-давно взорвался с силой атомной бомбы, превратив купол и всех его обитателей в пыль.
Так или иначе, правду он самостоятельно, не зная языка, не выяснит. И может он и был полиглотом, успев, пока детский мозг еще впитывал знания, словно губка, выучить полдюжины языков и знал из прошлой жизни еще четыре, разобраться в речи представителей иной расы и цивилизации было для него невыполнимой задачей. По крайней мере за адекватный срок.
Стоило все-таки возвращаться. И даже не потому что его ждали и волновались или потому что он уже выяснил практически все что мог с позиции миллиметрового размера жучка, а потому что приступы боли от его души становились все сильнее и сильнее. Никогда прежде Лаз не находился так долго в таком маленьком теле, даже в те три года его существование в роли насекомых не длилось больше пары дней и вряд ли кто-либо когда-либо, включая Чабу А’Маку, проделывал нечто подобное, а потому эти боли могли означать все что угодно. В конце концов он мог спонтанно перекинуться в свою оригинальную форму, а мог и просто умереть от перегрузки души.
«Попутка» — экспедиция за новыми образцами для исследований и продуктами для столовой, ушла около часа назад, так что ему придется отправиться со следующей, но все равно ждать было недолго. Однако, похоже, Лаз все-таки слишком затянул с отступлением. Потому что ночью накануне дня отбытия маленький жучок, скорчившийся в очередном приступе, вдруг раскинул в стороны свои совсем уж маленькие лапки и без всяких намеков на сопротивление был унесен течением.
.
— Папа!
— А ну-ка еще раз!
— Папа!
— Лани, ты слышала, он сказал: «Папа»! — В особняке семьи Морфеев было шумно. Поколения сменяли друг друга, кто-то уходил, кто-то появлялся, а дом продолжал стоять. Хотя сегодня повод был особый и шума было куда больше обычного.
— Сариф, он начал говорить «Папа» еще полмесяца назад. Ты бы ему лучше что-то более интересное рассказал. А еще лучше одел бы именинника. — После рождения сына Ланирис Морфей сильно изменилась в лучшую сторону. То горе, что она перенесла четыре года назад: смерти матери, брата и нескольких лучших друзей — подкосило ее сильнее чем кого бы то ни было из их компании. И даже согласие на предложение руки и сердца от любимого человека она говорила почти без улыбки, как-то машинально. Однако с появлением Саймона Сарифа Дохита нависшие над девушкой тучи начали медленно отступать.
Имя Лани выбрала сама и не хотела слышать ни единого слова против, доходило даже до истерики, так что в конце концов обе семьи сдались. Да и имя на самом-то деле было хорошим, просто что у Морфеев, что у Дохитов были свои традиции, которые Лани беспардонно нарушила, отказавшись даже объяснить причину своего выбора и своей настойчивости. И сегодня Саймону, наконец, исполнялся год.
Праздник было решено устроить настолько пышный, насколько это было возможно, с учетом обстоятельств. К сожалению сейчас семья Морфеев переживала не лучшие времена. Можно даже сказать худшие за всю историю. Один из дядей Лани, на которого дед Кратидас возлагал наибольшие надежды в политической сфере, в той самой атаке на Апрад лишился обеих ног, а так как не был ни на йоту магом, ни трансформация, ни протезы ему помочь не могли. Сам Кратидас Морфей после того как король фактически продал врагу его внука больше не хотел иметь с дворцом ничего общего и покинул свой пост, даже не забрав из кабинета свои вещи. Та, на ком держался порядок в доме, Фелиция Морфей, трагически погибла, пытаясь защитить сына. Ее отец, Торус Рамуд, потеряв единственную дочь, поддался старому демону, спился и был уволен с должности тренера гвардии, несмотря на шквал протестов его учеников. Санктус Морфей, отец Лани, отличный и известный в широких кругах художник, потерял свою музу и уже не первый год занимался тем, что днями сидел в своей студии, силясь выдавить из себя еще хоть один холст. И даже если у него получалось, спросом новые полотна не пользовались.