И это у него даже вышло, вот только проверить эффективность придуманного способа можно было лишь одним путем. Испытать его на собственной шкуре. И если его изначальное предположение было неверным, то это вполне могло оказаться последним экспериментом в его жизни. А потому он никак не мог решиться сделать этот шаг за границу искажений и размышления о признании Ронды нисколько в этом не помогали.
Опыта в любви у Лаза, если говорить откровенно, было совсем немного. С женой, там, на Земле, все было очень непросто, но эти сложности начались уже в браке, пока Надежда Лебедева еще носила девичью фамилию, их отношения можно было назвать практически идеальными. И заветные три слова они сказали друг другу чуть ли не на первом же свидании, хотя стоило, конечно, учитывать, что до этого они были знакомы почти десять лет. После развода, а потом и в этой жизни, в то время, что он был предоставлен сам себе после побега с турнира, у него были другие женщины, но при этом ничем особенно романтическим в этих отношениях никогда и не пахло.
Так что сейчас, когда девушка, о которой Лаз даже не думал в этом ключе, вдруг призналась ему в ТАКОМ, как реагировать он просто не представлял. Ответить ей взаимностью он не мог, просто потому что ничего подобного не испытывал, и она, похоже, это прекрасно понимала, но от этого ситуация лишь больше запутывалась. Сделать вид, что этого разговора не было? Объясниться? Игнорировать ее? Избегать?
И ведь при этом кроме этих двух линий размышления были мысли о Айне, положение которой Лаз каким-то образом все еще продолжал чувствовать, о семье и о том, что, наверное, стоило бы если не вернуться к ним, то по крайней мере дать им знать, что он еще жив, о рыболюдях и о том, зачем именно их компания могли им понадобиться, о пространственной магии и о том, была ли она каким-то отдельным подтипом, как зачарование или трансформация, или являлась просто неизвестной человечеству ветвью псионики, о произошедшем в пространстве его души, в том видении выглядевшим совсем по-другому и о том, что это могло означать… Голова была готова просто взорваться от мыслей.
— Как ты? — Раздался из-за спины слишком хорошо знакомый голос. И судя по тому, что Лаз даже не заметил приближения Фауста, можно было понять, насколько ему сейчас было не до того.
— Сбежал, как трусишка, как видишь. Ты знал, что она мне скажет? — Не увидеть в произошедшем руку Фауста было невозможно.
— В общих чертах. — Лаз резко повернулся к мужчине, но на лице того не было заметно и намека на улыбку.
— Зачем?
— Потому что иначе ты бы сломался. А ее слова, какими бы они не были, оттолкнули тебя от края.
— Но при этом поставили ее саму на этот край.
— Иного выбора не было. — Фауст тяжело вздохнул.
— Она тебя возненавидит. — Лаз замолчал, раздумывая, стоит ли говорить то, что вертелось на языке. Но в конце концов все-таки спросил. — Почему ты это сделал? Почему пожертвовал ее чувствами ради меня? И не говори, что ты боишься умереть, я в это не поверю.
— Знаешь, в чем самая большая сложность жизни врача? — Начал Фауст после недолгой паузы. Лаз не ответил, прекрасно понимая, что ответа не требовалось. — Сложнее всего всюду видеть то, о чем другие даже не догадываются. Видеть недуги, видеть симптомы, видеть болезни, даже если ты этого не хочешь, даже если бы все отдал, лишь бы хоть на часочек забыть об этом. А я вижу людей. Я видел их столько, что на рассказ хотя бы о половине уйдет не одна жизнь. И после всего этого я научился, хотя сам об этом никогда и никого не просил, видеть разницу между важными и неважными людьми. Как бы цинично это не звучало, но есть люди, которым на роду написано совершить нечто особенное, а другим, насколько бы они не были талантливы, сильны, влиятельны, красивы и так далее и тому подобное, этого не дано.
Мар не важен. Он неплохой человек, неплохой капитан, может быть в жизни он добьется немалых высот, но он не важен. Я тоже не важен. Да, я прожил очень много лет и повлиял на тысячи чужих судеб, но в общей картине вещей мои странствия, какими бы долгими они не были, никогда не смогут сравниться с той важностью, о которой я говорю. И Ронда не важна, пусть даже она высший маг и бывшая наследная принцесса древнейшей страны на континенте.
А вот ты важен. Ты не идеален, ты не герой и никогда им не станешь, как не стать тебе и великим правителем, лидером, завоевателем или кем бы то ни было еще. Но при этом каждое твое действие, каждый шаг, каждое слово в конечном итоге может изменить судьбу даже не сотен или тысяч людей, а всего мира. И настанет момент, когда уже не я, а ты будешь говорить нечто подобное другим, с высоты своего, куда большего, чем у меня, опыта. Но сейчас твой путь лишь начинается и слишком легко столкнуть тебя с него, так чтобы вернуться обратно ты уже не смог. И раз уж мы встретились, что, по моему мнению, произошло вовсе не случайно, я не могу позволить тебе упасть.
Это жестоко, это цинично, ты не ошибешься, если скажешь, что это отвратительно. Но ради этого я готов использовать все доступные средства. В свое оправдание могу лишь сказать, что если бы ради твоего спасения собой должен был пожертвовать я, а не она, я сделал бы это не задумываясь.
— Но почему? — Столько откровений подряд Лаз уже не мог выдерживать. И по его щекам давно уже текли ручейки слез. — Почему ради того, чтобы я продолжал жить, кто-то постоянно должен умирать или ломать свои судьбы? Причем это обязательно кто-то близкий мне: моя семья, мои друзья, родные мне люди. Если такова цена, то не лучше ли мне просто умереть?
— А это зависит от того, как ты собираешься распорядиться своим даром. — Фауст подошел и опустился перед Лазом на одно колено, заглядывая ему в глаза теперь уже снизу вверх. — Если ты решишь спустить его в отстойник, занимаясь самобичеванием и гнобя себя за то, в чем не виноват, то определенно смерть — лучший выбор. Потому что, как бы прискорбно это не было, но люди вокруг тебя продолжат страдать и с этим ничего не поделать, как бы ты не старался. Но если ты выберешь воспользоваться им и оставить все свои страхи вместе с сомнениями позади, то, при правильном подходе, добро, что ты будешь способен сделать, перекроет все эти страдания.
— Вот твое перепутье, — Фауст кивнул головой за спину Лаза, на границу искажений. — Ронда смогла оттащить тебя от края, но никто и никогда не сможет заставить тебя куда-то идти, если ты сам этого не захочешь. И сейчас ты должен выбрать. Остаться на месте, во всех смыслах этого слова, или двигаться вперед. Могу сказать честно, что второй путь будет очень труден. На нем тебя уже ждут не дождутся столько кошмаров, что сложно подсчитать. На нем будет боль, будет смерть, будет горе. Но чем дальше ты сможешь зайти, тем шире будут твои шаги и тем громче они будут. И в конце концов один лишь их звук сможет создавать такие шторма и землетрясения, что боли, смерти и горю ничего не останется, кроме как убегать в ужасе.
— Ты слишком красиво все расписал, как я теперь могу отказаться? — Шмыгнув носом, улыбнулся Лаз. Фауст довольно рассмеялся.
— Ну так, пять веков практики, что ты хочешь. — Однако потом улыбка вновь пропала с его лица. — Шутки-шутками, но ты и правда должен все тщательно обдумать. Потому что, сделав шаг вперед, останавливаться уже будет нельзя, иначе те же самые шторма придут уже по твою душу. И поверь, это будет в десятки раз хуже, чем ты можешь себе даже представить.
