Нужно было время, время и опыт, который позволил бы ему перерасти эти комплексы, вот только первым же опытом для него стало это. Он, словно кусок угля в печи, выгорал изнутри от невозможности сделать хоть что-нибудь. Дай ему судьба хоть малейший, хоть самый крошечный намек, и Лаз бы перевернул весь континент, вот только намеков не было. И это сводило его с ума.
А Фауст был вынужден наблюдать за этим, не в силах ничем помочь. Он был старым, очень старым и очень мудрым, но в поисках пропавшей несколько месяцев назад девочки этот опыт никак не помогал. Конечно, с ума Фауст не сходил, но смотреть за тем, как тот, кто еще месяц назад искренне улыбался, прощаясь с Рондой, с нездоровым огоньком в глазах меряет шагами комнату, не в силах даже остановиться на несколько минут и присесть отдохнуть, было для него настоящей пыткой.
И от этого их отношения неизбежно начали портиться. Со стороны Лаза это проявлялось очевидно: в метании в стены стульев, которые он во время все более редких эпизодов спокойствия восстанавливал из груды щепок, в хлопанье дверью, в криках и спорах, в исчезновениях, иногда на несколько дней, вместе с вернувшейся, как он и говорил, Принцессой. Фауст же просто уставал. Он прекрасно понимал, что его друг поступает так не специально, что сейчас как никогда важно поддержать его и помочь, вот только даже у такого как Фауст терпение было не бесконечным. И спустя месяц швыряния стульев, хлопанья дверей и криков, оно начало показывать дно. Зная, что любые его слова бесполезны, он все меньше времени тратил на то, чтобы вразумить Лаза и все больше — на тихое сидение в кресле или самостоятельные, стабильно безуспешные попытки что-то выяснить об Айне. Молчание Фауста злило Лаза лишь сильнее, от чего мужчина лишь меньше хотел что-то ему говорить… и так далее до бесконечности. Сложно вообще понять, как эти двое продержались целый месяц.
И сегодня, услышав в ответ на свои спокойные слова очередную пропитанную сарказмом тираду, Фауст просто махнул рукой и ушел в свою комнату. А Лаз, осознав, что ругаться с пустотой бессмысленно и даже глупо, отправился вниз, в гостиничный ресторан, естественно хлопнув напоследок дверью.
Глава 27
— И я говорю ей такой…
— Ну можно же было скинуть пару монет, что за жадная жоп…
— А ты слышал, что дражайшая супруга нашего Лотта…
— Никак не вернет мне долг, представляешь? Неделю уже спрашиваю…
— Кто заказывал раков!?
Вечер выходного дня вполне предсказуемо был шумным, пестрым и пах смесью пота, алкоголя и подгоревшего мяса. Гостиница, в которой остановились Лаз с Фаустом, была не слишком богатой, но и не из тех, где вместо ключа можно использовать палец, а потому в местном ресторане контингент собирался крайне разношерстный. Рабочие, проезжающие через город торговцы, коих в последнее время становилось все меньше, местные лавочники, даже парочка опустившихся аристократишек. И все они сталкивались, смешивались и взбалтывались, словно составные части сложнейшего коктейля, чтобы на выходе получилась странная, но от того какая-то необъяснимо уютная атмосфера, в которой так приятно было провести несколько часов, болтая о своем или просто тихо попивая вино из стеклянного (!) бокала.
Однако была одна категория людей, в таком коктейле игравшая роль подсолнечного масла. В том смысле, что смешиваться с ними никто не спешил. Более того, если человек не был умалишенным или в стельку пьяным, связываться с ними или просто привлекать к себе их внимание он не стал бы ни при каких обстоятельствах.
Солдаты. И не просто рядовая стража города, а представители танильских или имперских войск. В Сайркине у них был странный статус. С одной стороны деньги они получали от своих стран и вроде как должны были заниматься исключительно своими делами или друг другом. И можно было подумать, что такой наплыв новых клиентов трактиров, цирюлен, магазинов и борделей был для экономики полезен. На самом деле, в первый месяц после начала всей этой кутерьмы так и было.
Однако спустя почти полгода абсолютно безуспешных поисков все поменялось. Выводить войска, имея такой замечательный предлог, ни Каганат, ни Озерная империя не собирались, но и оставлять заниматься бессмысленным делом хорошие кадры они себе позволить не могли. В итоге в стране остались лишь те, кого даже свои армии видеть не слишком хотели. Сайркин стал своеобразным отстойником, тупиком, куда ссылали совершенно бесперспективных индивидов, просто чтобы куда-то их пристроить. И ситуация повернулась к маленькому государству совершенно другой стороной.
Пользуясь своим положением, что озерники, призванные следить за соблюдением танильцами порядка и соблюдения мирного договора, что сами танильцы вели себя словно две армии маленьких королей. Платили за все через раз, домогались девушек, игнорировали банальные правила приличия, а также устраивали свары, ссоры и споры, переходящие в драки, а иногда и убийства, с гражданскими, местными органами правопорядка и, конечно же, друг с другом. Если в первый месяц к солдатам двух стран-гегемонов относились с уважением и даже пиететом, то теперь остались лишь страх и растущее негодование. К сожалению Сайркин ничего не мог сделать находившимся на своей территории армиям, а граждане Сайркина ничего не могли сделать солдатам этих армий, так что со временем вокруг каждого из них появился своеобразный мертвый радиус, входить в который по собственной воле не стал бы даже отъявленный задира.
Но из каждого правила существуют исключения. И не сложно догадаться, кто взял на себя столько рискованную роль в этот вечер. Лаз, спустившийся в ресторан, даже не раздумывал, куда сесть, а направился прямо к барной стойке, один из углов которой успешно оккупировала компания танильских солдат. Ему нужно было спустить пар, а так как Фауст ушел, а стулья помогали мало, наилучшим решением он посчитал использовать для своих целей компанию никому не симпатичных вояк.
Усевшись на высокий барный стул и попросив кружку пива, он окинул активно веселящихся солдат изучающим взглядом, словно примеряющаяся к броску акула стаю морских котиков. Лаз пришел сюда за дракой и уходить без нее он не собирался.
— Слушай, — настолько громко, чтобы даже занятое крайне активной беседой сознание бойцов обратило на него внимание, сказал он бармену, — а это правда, что я слышал, что танильцы свои доспехи не снимают даже… в процессе? — Бармен довольно хмыкнул, но поняв, над чем только что посмеялся, бросил на Лаза полный негодования взгляд и поспешил удалиться в другую половину стойки.
— А ну-ка повтори! — Мысленно потерев руки, Лаз повернулся к танильцу.
— Да-да, я слышал, что они так много времени проводят в этих железках, что у них все добро спекается и для женщин приходится использовать заменители, которые цепляются на доспехи. Уверен, у них даже есть специальные лаборатории, которые разрабатывают такие приборы. С вибрацией там, или надувающиеся. А вы, ребята, что, об этом что-то знаете?
К концу его монолога в ресторане стихли вообще все звуки. Даже парень, весь вечер страдающий от дикой икоты, затих и совершенно круглыми глазами уставился на самоубийцу и его будущих палачей. Что самое страшное, сказанное Лазом и правда было смешным, вот только смеяться было ни в коем случае нельзя, иначе однажды ночью можно было проснуться от того, что твой дом почему-то горел, а можно было и не проснуться вовсе.
