Между тем лица шести танильцев медленно меняли выражения. Недоумение, сомнение, осознание… привыкшие к безнаказанности и всеобщему страху, они просто не могли поверить в происходящее, а потому реальность ситуации доходила до них куда медленнее, чем обычно. Так что Лаз решил им еще немного помочь.
— Ребята, что с вами? Как-то вы нездорово выглядите… может вам ко врачу сходить? А то, не ровен час, и у вас все отсохнет. Ох! — Он сделал вид, словно понял нечто невероятно важное, прикрыв ладонью округлившиеся губы. — Или уже отсохло? Это поэтому вы пьете? Заливаете горе, если так можно вы… — И наконец его болтовня принесла плоды. Первым не выдержал мужчина, одетый в более дорогую форму, явно старший по званию. «Отлично! — Подумал Лаз, — то, что нужно!»
— Парень, проблемы ищешь? — Это было совсем не то, что он хотел услышать. Куда милее его слуху сейчас была бы брань, угрозы или звук вынимаемых из ножен клинков. А потом началось то, что вполне можно было назвать приговором его планам. — Не стоит. И пить тебе сегодня не стоит. Бармен! — Не менее недоумевающий, чем все остальные посетители и работники ресторана, бармен, мелкими шажочками подошел к компании танильцев. — Не наливай ему больше. — Потом офицер снова обернулся к Лазу. — У тебя что-то случилось?
В груди Лаза собрался жгучий ком обиды. Даже такая банальная вещь, как спровоцированная драка, у него не получилась. И ведь надо же было именно сегодня именно в этот ресторан прийти, кажется, последним честным солдатам каганата. Даже не оборачиваясь, он чувствовал взгляды всего зала. Осуждающие, недоумевающие, но, что было самым отвратительным, сочувствующие.
Не притронувшись к пиву, Лаз вскочил с места и широкими шагами направился к лестнице. Сегодня уже никто в этом месте не отнесется к нему серьезно. Дверь его комнаты снова хлопнула, но на этот раз как-то хило, без той экспрессии, что пятнадцать минут назад, словно даже она осуждала парня за его поведение. Фауст из своей комнаты так и не вышел.
Лаз уселся у окна, затуманенным взглядом окидывая раскрашенную огнями тьму ночного города. Обида все еще кипела в нем, обида, стыд, унижение. Еще никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Никто бы не назвал его пай-мальчиком, в академии с его подначки происходила добрая половина всех «сражений» его группы, но еще не было случая, чтобы в ответ на провокации люди пытались его успокоить. Может быть это было потому, что в академии все эти «сражения» воспринимались несерьезно, как лишь чуть более продвинутая версия каких-нибудь салок или казаков-разбойников? А может быть…
Он убрал лоб от оконного стекла, холодного и сырого, была уже поздняя осень и на улице капал мелкий противный дождик и взглянул на свое отражение. И из темноты на него взглянул человек, которого Лаз ни разу не видел. Всклокоченные волосы, глубоко запавшие глаза, дополнительно подчеркнутые густо-синими мешками, бледная, покрытая нездоровыми красными пятнами кожа. Лаз поднял руку, словно желая проверить, правда ли это его лицо или с другой стороны окна висит изможденный призрак. Рука мелко дрожала. А ведь он был в трансформации, куда меньше, чем реальное тело, подверженной влиянию усталости, недосыпа и стресса.
«Неужели это правда я?» — Весь прошлый месяц для Лаза прошел, словно одна нескончаемая пытка. Форме Зверя еда и сон нужны были в куда меньшем количестве, чем обычному человеку, но энергию для жизнедеятельности откуда-то все-таки надо было брать. А он ведь даже не помнил, когда в последний раз досыта ел или вдоволь спал. Может быть Фауст был прав и таким режимом он действительно не помогал Айне, а лишь все дальше отодвигал ее нахождение?
— Фауст… — он подошел к двери в комнату друга и тихо постучался. Сейчас ему и правда нужна была помощь, помощь того, кто всегда знал, что и как сказать, чтобы успокоить бушующий у него на сердце шторм. И сложись все иначе, может быть все закончилось бы совсем по-другому.
Но Фауст ему не ответил. Даже за пять сотен лет жизни невозможно избавиться от самых банальных человеческих эмоций, а месяц наедине с парнем, постоянно срывающимся по поводу и без, доведет кого угодно. Нет, Фауст не отказался от Лаза, он не забыл о том, что сам вызвался следовать за ним и поддерживать. Но ему нужно было время, чтобы отдохнуть, перевести дух, потому что иначе, Фауст это чувствовал, он мог и сам сорваться. Вот только по ужасному совпадению момент для этого он выбрал самый неудачный из возможных.
Лаз не стал больше стучать. Вернувшись к окну и снова припав к нему лбом, он всмотрелся в происходящее там, внизу. Люди, несмотря на дождик, с улиц не исчезли. Кто-то неспешно прогуливался, укрывшись под зонтиком, кто-то двигался мелкими перебежками от навеса к навесу, придерживая руками воротники, иные просто шли, то ли слишком радостные, то ли слишком подавленные, чтобы обращать внимание на льющуюся с небес воду.
В голове было пусто, настолько, что, казалось, если по ней постучать, то звук будет как от удара по спелому арбузу. Однако фатальные совпадения на сегодня еще не закончились. По стечению обстоятельств окна их номера находились прямо над входом в гостиницу и, соответственно, в гостиничный ресторан. И спустя где-то час неподвижного и бездумного созерцания Лаз вдруг понял, что из дверей этого ресторана, немного покачиваясь и громко над чем-то смеясь, выходила та самая компания танильцев.
И тогда произошло то, чего происходить не должно было. Огонек обиды, уже почти потухший у Лаза в груди, вспыхнул с новой силой. И пламя это, освобожденное от препятствий и преград, начало расти бесконтрольно, ширясь, расползаясь по разуму и постепенно превращаясь в нечто совершенно иное, куда более разрушительное и опасное.
В сердце Лаза родился гнев. Не та вспышка ярости, что заставляла его, потеряв рассудок, бросаться в бой, уничтожая врагов, а нечто куда более холодное, коварное, липкое. Гнев, направленный не на конкретного человека, а вовнутрь, питающийся эмоциями и растущий, пока есть топливо. И, к сожалению, у Лаза этого топлива было даже слишком много.
.
Компания из шести танильских солдат, в свой заслуженный выходной отмечавшая в ресторане помолвку одного из них и местной девушки, чуть полноватой милашки с россыпью веснушек на щечках, за которой несчастный влюбленный ухлестывал с самого прибытия в Сайркин, вышла из заведения и направилась в сторону казарм. Время было уже позднее, завтра им всем нужно было рано вставать на дежурство, на улице моросил мелкий холодный осенний дождик, а они были вооружены и представляли сильнейшую страну на континенте. Так что решение срезать путь через дворы, где периодически происходили довольно неприятные эпизоды городской истории, пришло в их головы как-то само собой.
И когда в темной подворотне им на пути встретилась высокая худая фигура, не пожелавшая уступать дорогу или даже просто поздороваться, танильцы закономерно не проявила никаких признаков страха. На их стороне была сила, а за одно и правда, что в сложившихся обстоятельствах было даже важнее, так что офицер, бывший в компании старшим не только по званию и возрасту, но и по статусу, вышел вперед.
— Парень, кем бы ты ни был, уйди с дороги, ни нам, ни тебе не нужны эти проблемы. — Несмотря на то, что он был изрядно пьян, танилец продолжал вести себя согласно совести и букве закона, не подозревая, что этим лишь сильнее бесил того, к кому обращался.
