— Договорились, — рассмеявшись сквозь слезы, Айна снова положила голову Лазу на грудь.
Так, в молчании, изредка прерываемыми тихими шмыганьями изящного и покрасневшего носика, они просидели почти минуту.
— Может тебе сходить умыться? — Лаз мысленно проклинал себя за эти слова, но чем дольше тянулась пауза, тем более неловким был бы выход из нее, а момент для чего-то романтического уже был упущен.
— Да-да, конечно, — Айна отпрянула, словно он был раскаленной печкой. — Я тогда сразу приму ванну, если ты не возражаешь…
— Нет-нет, пожалуйста, — он тоже зачем-то поднялся с места, не зная, куда деть руки, на которых еще ощущалось тепло ее тела. В отличие от девушки, у Лаза до этого было немало партнерш, как в этой жизни, так и в прошлой, но сейчас парень снова чувствовал себя как сопливый школьник, сидящий в комнате подружки.
— Тогда я пойду? — Смущенно перебирая пальцами, Айна подняла на Лаза красные глаза.
— Да-да, конечно…
«Идиот!» — всплыло в мозгу, но дверь ванной уже закрылась.
Вздохнув, Лаз уселся обратно и взял в руки стоящую на краю подноса пузатую бутылку вина. Это было единственное, к чему они не притронулись. Пару секунд он боролся с собой, но потом, махнув рукой, вытащил пробку и налил себе в бокал две трети бутылки. Довольно крепкое, вино сразу разлилось по телу приятным теплом, однако опьянения не пришло даже после того, как он в несколько глотков осушил бокал. То ли причина была в нервах, то ли в обилии съеденного, то ли в улучшенном энергией Зверя теле, Лаз не знал и сейчас точно не хотел разбираться. Вздохнув еще раз, на этот раз еще тяжелее, он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
Произошедшие с им изменения, физиологические, психологические и эмоциональные, вовсе не означали, что Лаз стал машиной, не знающей усталости. Просто его тело и разум стали куда более устойчивыми ко всем раздражителям. Но, с учетом того, что с самого пробуждения он так ни разу не спал, даже его железные организм и нервы нуждались в отдыхе. И, судя по тому, что в себя он пришел лишь от того, что Айна, закутанная в полотенце, трясет его за плечо, Лаз и правда заснул.
— Ты пойдешь? — Из дверей в ванную комнату выходил пар, девушка явно была там довольно долго.
— Да, иду… — пробормотал парень, встав и тут же схватившись за стену. Больше полулитра вина все-таки дали о себе знать и сейчас его ощутимо шатало.
В ванной комнате вместо, собственно, ванны, стояла огромная деревянная бадья. В такую, кажется, с легкостью поместилось бы одновременно человек пять, так что мытье обещало пройти очень удачно.
Раздевшись и кинув пропахшую дымом пепелища одежду старика в угол, Лаз с блаженной улыбкой залез в бадью. После Айны на поверхности воды еще плавало немного мыльной пены, однако парня это ничуть не смущало. Очень теплая, почти горячая вода подействовала на и так разморенное вкусной едой и алкоголем тело, словно руки гончара — на глину. А обнаружив внутри бадьи удобную скамеечку на крайне удобной глубине, Лаз и вовсе впал в около коматозное состояние. Наверное, если бы прямо сейчас в комнате по мановению волшебной палочки материализовался король Гатис Кристорский, Лаз бы просто отмахнулся от него, не в силах сопротивляться затягивающему эффекту горячей ванны.
Впервые с той злополучной ночи, когда он сражался с Фаустом, а, если по-хорошему, то впервые еще с той поры, когда он учился в академии и еще не подозревал об уготованном ему судьбой дерьме, Лаз смог по-настоящему расслабиться. Все, случившееся с ним после большого турнира, все тринадцать (!) лет, сейчас казались лишь ночным кошмаром. Самым длинным и самым кровавым дурным сном в истории.
И плавающий в испарениях ароматного мыла разум Лаза впервые смог спокойно и без единой эмоции взглянуть на весь пройденный им путь.
Детям кажется, что двадцать, тридцать лет — возраст, который никогда не наступит. А если когда-нибудь им и будет целых тридцать, это будут тридцать лет игр, веселья, редких (или не очень) наказаний от мамы и папы. Что они никогда не вырастут по-настоящему, что не будут «как эти противные взрослые».
Лазарис Морфей был лишен этой привилегии. С самого рождения он был, или, по крайней мере, считал себя взрослым. И, возможно, именно поэтому он с такой самоуверенностью осуществлял все свои задумки и планы. Дети, взрослея, осознают, какими были наивными, глупыми и инфантильными и прожитые годы становятся для них уроком, не всегда положительным, но опытом, построенным на совершенных ошибках. А Лаз, как он всегда считал где-то в глубине сознания, был избавлен от подобного, ведь он уже сразу был большим, а потому по определению не мог ошибаться так, как ошибаются дети. Да, он корил себя за столько всего, но в душе никогда не сомневался, что все его поступки были «взрослыми». Может быть не совсем правильными, но взрослыми.
И только став взрослым во второй раз, сейчас ему было уже двадцать четыре, Лаз по-настоящему понял, как на самом деле был наивен, глуп и инфантилен. Было ли причиной подобного влияние детского тела и детских гормонов, или вина и правда лежала полностью на обманчиво убедительном аргументе: «Но мне ведь целых тридцать лет!» — сейчас уже вряд ли было возможно сказать.
Но, так или иначе, оглядывая свою жизнь, Лаз не мог удержаться от закатывания глаз и тяжелых вздохах. Турнир, который он, с разрешения Савойна, начал, не отучившись все пять лет; бессмысленное и в перспективе откровенно вредное для него решение спасти тех аристократов в особняке Калтира; якобы пацифистское решение не сбить, а аккуратно спустить на землю ту небесную крепость, на деле обернувшееся катастрофой; и, как вишенка на торте совершенно детских капризов, его «срыв», вылившийся в избиение танильских солдат в том городе и в итоге приведший к выходу энергии Зверя из-под контроля. Конечно, Фауст был прав. Во всем. И Лаз понимал это еще тогда, но вкрадчивый голосок, продолжавший твердить: «Ты взрослый, ты знаешь лучше других, как тебе жить и что делать…» — сыграл свою поганую роль.
И вот, он здесь. Учитывая его прошлую жизнь, Лазу сейчас было пятьдесят четыре года. Уже довольно почтенный возраст, многие в его годы уже нянчат внуков и откладывают деньги на пенсию. А у него на уме лишь планы мести. Даже смешно. Вряд ли он и сейчас окончательно вырос. Нет, от своих планов он не откажется. Гатис и еще несколько человек должны умереть. Но пора прекращать поступать, словно начитавшаяся романов школьница, бросаясь из крайности в крайность, балансируя на тонкой ниточке собственной психики. Если делать, то обстоятельно, если мстить, то с холодной головой, если убивать врагов, то всех и без жалости.
В пару почудилось лицо Лани. Лаз не видел ее и всех своих друзей уже десять лет. Ланирис сейчас было под тридцать, возможно у нее даже есть дети. Его племянники или племянницы. Невесело усмехнувшись, Лаз отмахнулся от этих мыслей. Как бы он не хотел сейчас вернуться или подать весточку, этого делать было нельзя. Пусть официально его признали мертвым, Гатис вряд ли успокоится, не увидев его, Лаза, тело. И даже спустя столько лет, за его семьей и друзьями, возможно следили. Он непременно вернется к ним, но сделает это лишь после того, как будет на сто процентов уверен в своих силах.
