-Тут ты прав, конечно, но я не об этом. – Лаз кивнул.
-А о чем? – Меч вернулся в ножны, а они, в свою очередь, были приставлены к спинке кресла.
-Я думаю не о том, в чем может быть причина отказа, а о том, что может последовать за таким отказом. Возьмем твой пример с болью. Если ты никогда в жизни не чувствовал боли, то, сколько бы тебе не говорили, что это плохо, неприятно и вообще фу, стал бы ты бояться ее по-настоящему?
-Вряд ли.
-Ага. И, следовательно, те вещи, которые могут привести к боли, для тебя были бы куда проще, чем для тех, кто боль уже испытал. К примеру, тебе ничего бы не стоило спрыгнуть с горы, ведь ты не знаешь, что ждет тебя по приземлении. Как говорят, что новорожденный теленок не боится тигра.
-Ну допустим, – Фауст кивнул, подтверждая, что следит за мыслью друга.
-Если же ты уже испытал боль и понял, что то же падение с горы может доставить ее тебе немало, подобные действия станут для тебя много сложнее, правильно? Ну, если тебе, конечно, боль не понравилась, но мы сейчас такое не рассматриваем. И вот, на краю скалы стоят двое: один знает, что именно ждет его по приземлении, а другой лишь слышал расплывчатое определение боли, но оба они отказываются прыгать. Потому что ни тот, ни другой, не хочет испытать на себе эту самую боль. А теперь вопрос: в ком из них больше страха? В том, кто понимает весь кошмар ситуации и трясется от ужаса, отказываясь сделать последний шаг, или в том, кто отказывается, даже не понимая, чего по-настоящему стоит бояться?
-Ничего себе у тебя тут философствования… – присвистнул Фауст. – К чему это, если не секрет?
-Ты боишься чего-нибудь? – Спросил Лаз вместо ответа.
-Конечно. – Пестрый мечник кивнул. – Высоты боюсь. Еще сороконожек очень не люблю, мерзкие твари. Боюсь терять друзей, боюсь беспомощности, тебя иногда боюсь… да много чего.
-А ты боишься бояться?
-Нет. – Отрезал Фауст. – Страх – это столь же естественно, как дыхание. И бояться его столь же глупо, как бояться выходящего изо рта воздуха.
-Но ведь твои страхи могут быть использованы против тебя. Твой враг может надавить на слабое место, и ты станешь уязвим.
-То, что я боюсь, не значит, что я должен поддаваться страху. Это совсем другое. И слабость у меня не появится, пока я не поддамся.
Лаз задумался.
-Но не лучше ли не иметь страхов, чтобы даже вероятности такого не возникло? С учетом того, против кого мы сражаемся…
-Страх дает нам силу. Потому что мы растем над собой, преодолевая страх. – Фауст неожиданно подался вперед и крепко схватил Лаза за плечо. – А теперь скажи мне, что именно у тебя на уме?
-Мне нужно сделать выбор. Еще вчера его не существовало, но Айна открыла мне новый путь.
-В чем он состоит?
-Вернуться к человечности. – Пестрый мечник вздрогнул. – К тому, каким я был до превращения в Ужас. Не до конца, конечно, значительный след останется, но я могу, с ее помощью, стать куда больше человеком, чем сейчас.
-И что… – Фауст облизнул внезапно пересохшие губы. – Что тебя смущает?
-Мы ведем войну. И если я соглашусь, то враг может воспользоваться слабостями, что у меня появятся. Я не строю иллюзий, Фауст, слуги Монарха достаточно умны и умелы, чтобы воспользоваться даже мельчайшей брешью в моей защите. А если я верну свою старую личность, подобная брешь точно появится. Сейчас я могу хладнокровно оценивать всю ситуацию, жертвовать, если понадобится, тысячами жизней и без страха ставить на кон собственную. Но, вспоминая, каким я был когда-то, я могу точно сказать, что он бы такого не смог. С другой стороны, я понимаю, что ты, и Айна, и я сам, скрытый где-то в глубине души, правы. Страх – это очень важно, не только для того чтобы быть человеком, но и для того, чтобы, как ты сам сказал, расти над собой. Не будь культа Монарха, я бы согласился без особых раздумий. Но сейчас…
-А ты не думал, что кроме тебя есть еще люди, которые могут победить в этой войне? – Фауст явно был зол. – Ты говоришь так, словно сражаешься один, словно проиграй ты – и враг автоматически победит. Но это полная чушь. У тебя есть Айна, есть я, есть твои тиреи, в конце концов. Неужели ты думаешь, что мы – просто декорации для твоей личной войны?
-Нет, конечно, – Лаз улыбнулся. – Без вас я не смогу победить, что бы не выбрал. Но, как я уже сказал Игранте, если есть хоть малейший шанс, при котором один мой выбор может привести к поражению, а другой – к победе, я не могу выбрать первый.
-Ты вроде говорил, что тебе плевать на этот мир и его жителей? Почему же ты снова и снова ставишь его выше своего благополучия?
-Я ставлю не мир. Я ставлю Айну, тебя, Лани, Сарифа, их детей – свою семью.
-Значит, ты все-таки боишься? Боишься потерять кого-то из нас? – Продолжал допытываться Фауст.
-Не боюсь. – Лаз покачал головой. – Просто не хочу. Это разные вещи. Если одного из моих племянников возьмут в заложники и скажут, что я должен проиграть, чтобы он выжил, я откажусь. Возможно даже убью его лично, чтобы у врага не осталось рычагов влияния.
Фауст вздрогнул и повнимательнее вгляделся в глаза друга, словно пытался разглядеть что-то потерянное.
-Не смотри на меня так. – Лаз схватил и крепко сжал руку мечника. – Я не сказал, что это будет легко. Я люблю Лани и ее детей и, если мне надо будет умереть самому, чтобы спасти их, я сделаю это. Но смерть одного лучше, чем смерть всех.
-И ты серьезно обдумывал такие варианты? – Наконец выговорил Фауст.
-Конечно. Даже придумал, как убить человека, чтобы он не почувствовал. Отключить электрические сигналы в мозге. Ни боли, ни понимания происходящего, ничего. Фауст, ты говорил, что я буду влиять на судьбы народов – вот я и влияю. Но это не детская сказка. Я не герой и не спаситель, и мой вечный спутник – не белый конь, а смерть. Ты спрашиваешь, почему я решил, что мой проигрыш будет означать поражение в этой войне? Потому что ни у кого не хватит силы в нужный момент сделать то, что понадобится. Если этот твой Рудгерт поймает ребенка и выставит перед собой, как живой щит, сможешь ли ты продолжать сражаться? Если он найдет и схватит Ронду? Смог бы ты пронзить ее вместе с врагом, понимая, что, сдайся ты, она все равно погибнет? Отвечай, Фауст, это не риторический вопрос!
-Не смог бы… – вздохнул пестрый мечник. Его рука безвольной плетью соскользнула с плеча Лаза. – Прости меня.
-Тебе не за что извиняться. То, что ты не сделал бы подобного, говорит лишь о том, что ты хороший человек. Вот только добро побеждает зло только в сказках. А культ Монарха и те, кто ему служит – зло.
-Тогда дождись окончания этой войны и верни себе человечность после! – В глазах Фауста после этой мысли вспыхнул уже почти потухший огонек.
-Не получится. – Лаз покачал головой. – То, что сделала Айна, если так можно выразиться, открыло дверь, но долго открытой она не продержится, а если закроется, то закроется навсегда. Я это чувствую.
