– После подписания капитуляции Сталин объявил о скорой демобилизации, и пополнение войск идет совсем не в том темпе, что прежде. Поэтому на первых этапах операции мы не ожидаем серьезного сопротивления со стороны советских частей. После того же как русских отбросят за Одер, в дело вступят дипломаты, но тогда наши позиции будут куда прочнее и предпочтительнее, чем сейчас.
– Ну, а если немецкое наступление будет идти не так, как того вам хотелось бы, примут ли британские войска участие в боевых действиях против русских?
– Да, мистер Фриман. Господин Черчилль готов идти до победного конца, и деловой мир Англии готов поддержать его действия, так как нынешний момент очень благоприятен для нас. Посудите сами. Русские непрерывно наступали по всему фронту с ноября сорок четвертого года и практически исчерпали все свои резервы. Они еще смогли взять Берлин, но для быстрого захвата всей Чехии и севера Германии у них элементарно не хватило сил. Так, в Мекленбурге фельдмаршал Монтгомери выполнил за маршала Рокоссовского большую часть его работы, а в Пльзене танкисты генерала Паттона помогли маршалу Коневу. Сейчас у русского колосса глиняные ноги, и нужен один хороший удар, чтобы повергнуть его.
– Все это хорошо, и я готов принять на веру оценку ваших военных, но всякая услуга требует оплаты. Что британская сторона готова предложить Америке в обмен за ее поддержку в борьбе против Сталина? – поинтересовался Фриман, и сразу на лбу у англичан вновь появились капельки пота. Посланцам Лондона предстояло открыть «большому брату» свои не слишком сильные карты.
– Мы готовы отказаться в пользу Америки от всех территорий советской оккупационной зоны, за исключением Мекленбурга… – произнес Астон. Слова британскому посланнику давались нелегко, ибо он жертвовал священными интересами своей страны.
– Щедрый подарок, – попытался напомнить о своем присутствии сенатор, но быстро увял под требовательным взглядом Фримана.
– Это примерно две трети площади советской зоны, – быстро подсчитал финансист, – надеюсь, в такой же пропорции будет разделена и советская часть германского золота, а также военных репараций.
От такого откровенного грабежа у англичан перехватило дыхание. Изрядно обнищавшая за годы войны Британия очень рассчитывала поправить свое положение за счет советской доли репараций с Германии, но заокеанские союзники беззастенчиво выворачивали им руки. Развалившись в креслах, меланхолично пережевывая жвачку, американцы ждали ответ на свой вопрос о процентах. Сила была полностью на их стороне, и британцам пришлось пойти на уступки.
– Мы согласны на подобный раздел советской доли трофейного золота и репараций, – с трудом выдавил из себя Астон, чем вызвал улыбки на лицах у своих собеседников.
– Приятно иметь дело с деловыми людьми, готовыми платить за необходимую помощь настоящую цену, – примирительно сказал Морли. Англичане молча проглотили свое унижение, но в разговор вмешался Уэстли:
– Все это хорошо, но вы, господа, забыли о президенте Трумэне. Именно он является главнокомандующим американской армии и за ним последнее слово… – сенатор хотел развить свою мысль, но Фриман в который раз оборвал его.
– Среди нас есть люди, которые довольно много сделали для карьеры Гарри, с чьим мнением он будет полностью согласен, – жестко припечатал сенатора финансист, и тот больше не решился встревать в беседу.
– Что же, осталось обсудить разделение причитающихся русским активов с патентами, и дело будет сделано, – подытожил третий финансист, чем вызвал у посланников Альбиона бурю негодования. Подобно девушке, с которой грабители пытаются снять нижнее белье, британцы принялись яростно отстаивать свой процент с общей добычи. Спор об активах продлился добрых сорок минут, прежде чем стороны пришли к общему мнению. Соглашение было достигнуто, и в далекий Лондон полетела шифрованная телеграмма о благополучном выздоровлении заболевшего дяди.
Глава III
Предупрежден, значит вооружен
После неожиданного пришествия в столицу на день парада Победы слякотного и проливного осеннего дождя в Москву вернулось лето. Проказник июнь широко распахнул свои жаркие объятия, пытаясь компенсировать москвичам нанесенный им ущерб во время празднования великого подвига советского народа.
Напоенные летним теплом, весело и приветливо зашумели зеленые кроны деревьев, под лучами солнца заиграла изумрудная трава на многочисленных городских газонах. Запели птицы, громко славя радость жизни, но не это было самым главным. Особым теплом наполняла сердца людей мысль о том, что проклятой войне пришел конец, и теперь они наконец-то смогут вернуться к долгожданной мирной жизни.
Эта мысль была у каждого советского человека, вне зависимости от того, была ли на него надета военная форма или гражданская одежда. Каждый из них стремился, как можно скорей позабыть страшные ужасы войны и окунуться в светлые будни повседневного мирного бытия.
Не были исключением и те военачальники, что томились в приемной Верховного Главнокомандующего, под зорким оком Поскребышева. Еще вчера торжественно отпраздновав Победу, они начали строить планы на дальнейшую жизнь, как вдруг их внезапно вызвали в Кремль без всякого объяснения причин.
Сидя в мягких креслах или осторожно вышагивая по ковровой дорожке приемной и перебрасываясь между собой ничего не значащими фразами, они напряженно думали, что заставило Сталина пригласить их к себе через два дня после столь грандиозного празднования Победы. Собранные и настороженные, они время от времени украдкой бросали взгляды на массивные дубовые створки двери кабинета Сталина.
Последний раз в столь представительном составе они собирались в преддверии парада Победы. Тогда в кабинете вождя Советской страны они обсуждали сценарий проведения грядущего торжества, предложенного на их суд Верховным Главнокомандующим. Однако, хорошо зная характер Сталина, ни один из приглашенных не подумал, что он намерен вернуться к праздничной теме. Срочный вызов маршалов в Кремль говорил только об одном – грядет новая война. Но вот только с кем и когда?
Логичней всего было бы предложить, что предстоящий разговор пойдет о грядущей войне с Японией. О том, что она будет, Сталин рассказал своим полководцам после окончания мирных переговоров Большой Тройки в Крыму. Тогда, собрав командующих фронтов на большое совещание, Сталин попросил их особо беречь свои войска, поскольку после окончания войны в Европе часть их предстояло перебросить на границу с Маньчжурией.
О том, что воевать с японцами Сталин поручил маршалу Мерецкову, генералам Еременко, Пуркаеву и Плиеву, под общим руководством маршала Василевского, командующие фронтами узнали только накануне проведения парада. Режим секретности при подготовке реванша России за поражение в русско-японской войне в Ставке Верховного Командования был на высоте. Однако отсутствие в приемной тех, кому было поручено смыть пятна позора с русских знамен, прямо указывало на то, что предстоящий разговор не будет касаться Японии. Также полностью исключалось начало войны на южных рубежах страны. Никто из вызванных на прием военных ничего не слышал о каком-либо вооруженном конфликте СССР на границах с южными соседями или о территориальных претензиях к ним со стороны советского правительства. И значит, предположение о возможной войне с Грецией, Турцией, Ираном или Афганистаном было лишено всяких оснований. Конечно, чисто теоретически к числу возможных театров боевых действий можно было отнести франкистскую Испанию и салазаровскую Португалию, угнетенную англичанами Индию или оккупированный Тибет, но война давно приучила маршалов к жестокому прагматизму.
