III. Начало общественно-санитарной и политической деятельности (1896–1917)
Новая Ладога (1896–1898)
В январе 1896 г., получив свидетельство об окончании медицинского факультета со званием врача в уже Юрьевском университете, я приехал в Петербург. Мне хотелось несколько месяцев поработать в одной из больниц для получения некоторого практического опыта и затем отправиться куда-нибудь на работу в качестве земского врача. Теперь, много лет спустя, когда я вспоминаю о двух месяцах, проведённых мною тогда в Петербурге, я не могу понять, как могло вместиться в этот короткий срок столько разнообразных явлений и начинаний, оказавших значительное влияние на весь дальнейший ход моей жизни.
С первых же дней по приезде началась моя работа в Обуховской больнице бесплатным сверхштатным ординатором — палатным врачом в терапевтическом отделении. Заведовал им тогда Нечаев. Каждый день я тщательно осматривал и обследовал больных и производил различные исследования (мочи, мокроты) и докладывал затем при обходе доктору Нечаеву. Волновался я очень много: меня смущала трудность постановки уверенного и определённого диагноза. Я очень огорчался, когда, выслушав моё сообщение о результатах обследования больного и о моём предположительном диагнозе, главный врач, не проверяя мои данные, продолжал свой обход, переходя к следующей кровати. Я искал ответа на свои сомнения в разделах руководств по специальной патологии, обращался за советом к другим таким же добровольцам, бесплатно работавшим в соседних палатах. Таким образом завязывались новые знакомства.
Один из новых знакомых врачей ввёл меня в кружок, имевший связь с несколькими рабочими Шлиссельбургской заставы. На меня была возложена задача по вечерам и в воскресные дни заниматься с рабочими, помогать им разбираться в началах политической экономии, в содержании только что появившихся в печати работ Плеханова (Бельтова) и других изданиях.
Меня познакомили с А. Н. Потресовым
[46], через которого можно было получать литературу: «Neue Zeit» и другие немецкие издания. Независимо от этого кружка, я по предложению одной моей дерптской знакомой — учительницы городской школы Веры Геннадиевны Коледниковой — провёл пару довольно многолюдных собраний работниц. Один раз — на частной квартире на Васильевском острове, а другой раз — в школьном помещении. Мои доклады на этих собраниях были о рабочем движении, о рабочих организациях в передовых странах, о растущей исторической роли и задачах рабочего класса. Эта возможность непосредственного соприкосновения с рабочими захватывала меня и заставляла добросовестно готовиться к предстоящей беседе, доставать и прорабатывать соответствующую литературу.
Необходимость иметь для существования заработок заставила меня обратиться по рекомендации профессора М. А. Дьяконова к Ивану Андреевичу Дмитриеву
[47], начавшему в то время (февраль 1896 г.) издавать «Общественно-санитарное обозрение». Иван Андреевич произвёл на меня обаятельное впечатление своей отзывчивостью и внимательным отношением к моим планам, к моему желанию закрепиться на работе в Петербурге. Он поручил мне готовить рефераты по вопросам санитарного дела и гигиены из немецких, французских, швейцарских и других специальных санитарно-гигиенических журналов, составлять небольшие обзоры и извлечения из новых изданий по школьной гигиене, по социальному страхованию, по санитарному законодательству. Работа эта обеспечила мне заработок в 20–30 рублей в месяц. Это уже давало мне возможность оплатить комнату в Орловском переулке и, хотя и не очень регулярно, обедать в дешёвой столовой «Паштетная» в Гусевом переулке.
С увлечением и с большим интересом я прочитывал и осваивал издания, которые передавал мне Иван Андреевич для реферирования отмеченных им статей. Однако надо мной, как Дамоклов меч, висела обязанность явиться в Медицинский департамент для получения назначения куда-либо «по казённой линии» отбывать службу — полтора года за каждый год получения мною казённой стипендии в Дерптском университете в 1892–1895 гг. Иван Андреевич начал хлопотать, чтобы вместо состоявшегося уже тогда назначения меня на казённую службу на должность уездного врача в Новограде-Волынском, мне было бы разрешено служить в Санкт-Петербургском губернском земстве в должности санитарного врача по Новоладожскому уезду, где в то время свирепствовала эпидемия натуральной оспы и не прекращалась уже в течение двух-трёх лет эпидемия сыпного тифа.
Когда однажды в начале марта я зашёл к Ивану Андреевичу с очередной порцией рефератов, он предложил мне подготовиться к отъезду в Новую Ладогу на должность земского санитарного врача. Перспектива прервать заполнившую меня без остатка петербургскую жизнь, уехать в глухой уезд для неведомой мне работы земского санитарного врача не могла меня обрадовать. Но Иван Андреевич настойчиво убеждал меня в том, чтобы я принял предлагаемое им мне место. Только этим я мог спасти себя от неизбежной необходимости в принудительном порядке отправиться на должность «казённого чиновника» — уездного врача. В то же время в земстве передо мною, говорил Иван Андреевич, откроется возможность вести полезную для населения работу вне бюрократических пут, проявлять общественный почин, знакомиться и изучать условия народной жизни. Не без горечи я видел правоту доводов Ивана Андреевича и понимал неизбежность принять его предложение. Много раз во всей моей жизни потом я чувствовал глубокую признательность, вспоминая терпеливые и настойчивые советы Ивана Андреевича вступить на путь общественно-санитарной деятельности в качестве земского санитарного врача.
Ещё более двух недель после этого я захлёбывался во всё более захлёстывавших меня волнах моей кратковременной петербургской жизни, готовясь в то же время к отъезду в Новую Ладогу. Я тщательно знакомился с трудами съездов земских врачей, с отчётами санитарных врачей и инструкциями для их деятельности. Старался запастись подходящей литературой, руководствами, материалами. Нужно было как-то решить вопрос о поездке в зимних условиях на лошадях за 150 вёрст от Петербурга. Задача эта была нелёгкая, т. к. у меня не было зимнего пальто. По полученным указаниям друзей я нашёл в одном из трактиров на Шлиссельбургском тракте возвращающегося в Новую Ладогу обратного извозчика с крытыми санями и в двадцатых числах марта пустился в путь-дорогу до Шлиссельбурга по тракту, а затем из устья Невы по прочному ещё льду старого канала Петра Первого. В первом же письме из Новой Ладоги я описывал впечатления от Шлиссельбургского тракта с его крупными заводами.
Возница мой оказался известным и единственным в Новой Ладоге извозчиком Алексеем, который в кругу своих немногочисленных городских клиентов известен был под наименованием «Ладожской газеты». Он был всегда до мелочей осведомлён обо всех событиях в городе и даже обо всех интимнейших происшествиях в жизни, правда, очень узкого круга уездного «общества»: исправника, председателя уездной управы, городского судьи, следователя и уездного врача. Чтобы быть в курсе всей городской жизни, утром, отправляясь в управу, председатель садился на дрожки к Алексею и коротко приглашал его: «Говори!» Алексей ровно в десять минут пути до управы делал полный обзор жизни, подробную новоладожскую хронику за истекшие сутки: кто у кого и до которого часа был, кто приехал или уехал и, конечно, все драматические, трагические и просто пикантные события скудной и убогой жизни затхлого чиновничьего захолустья.
