Естественно, у меня всё более крепло убеждение в необходимости для меня, как санитарного врача, настаивать на развитии сети приближенных к населению, надлежаще организованных земских участковых больниц, нормальной сети сельских лечебниц. Я с большим сочувствием отнёсся к идее одного из старых земских врачей, работавшего в Гостинополье (где теперь находится Волховская гидроэлектростанция) — Петровского об организации специальной школы — курсов для подготовки из молодых сельских девушек медицинских сестёр и санитарок. В случае эпидемических заболеваний это позволило бы найти на месте подготовленный персонал для ухода за больными во временных инфекционных больницах. Кроме того, и в обычное время в деревнях были бы сёстры, которые помогали бы участковым врачам в их санитарно-просветительской работе, способствовали бы более своевременному извещению о подозрительных заболеваниях.
Опыт устройства такой школы — общины сельских сестёр-санитарок был осуществлён при содействии очень интеллигентного священника в селе Покровском в восьми километрах от Ладоги. Было принято 10–12 девушек, которые обучались уходу за больными в Новоладожской больнице, а занятия по освоению необходимых знаний о строении и отправлениях организма, о болезнях вообще и специальных болезнях в особенности проводили с ними врачи-добровольцы в общежитии, устроенном для них в Покровском. В зиму 1897–1898 гг. занятия в этой общине систематически вёл и я. Несколько девушек, прошедших двухлетнюю подготовку, получили свидетельства на звание «сельских сестёр-санитарок». Это был первый опыт моей преподавательской работы.
Хочется вспомнить и о моих школьно-санитарных осмотрах. С возобновлением после летних каникул занятий в сельских школах осенью 1896 г. мне казалось неотложно необходимым провести сплошное оспопрививание всех детей, чтобы исключить всякую возможность распространения натуральной оспы через школы. Для ускорения дела я лично объехал школы во всех волостях и провёл там оспопрививание. Предварительно я производил поголовный осмотр учащихся, занося результаты осмотра в специально разработанный анкетный лист. Затем дети собирались в один класс и в присутствии учительницы я беседовал с ними о тех нарушениях здоровья, которые были мной обнаружены во время осмотра. Объяснял, чем могли быть вызваны эти нарушения, и как можно было бы их предупредить. Особенно я старался объяснить необходимость вторичной прививки против оспы всем, у кого со времени первой прививки прошло более шести лет. Затем вызывал охотников привить себе оспу, а потом проводил прививку всем поголовно.
Через уездную управу школы оповещались о дне моего приезда заранее. Приезд санитарного доктора был большим днём в школе. В неё собиралось много родителей, желавших получить совет и лекарство против того или иного заболевания. На осмотр школьников, беседу и прививки уходил обычно целый день, а порой приходилось завершать дело и на следующий день, а вечером нужно было обойти всех тех, кто приходил ко мне в школу за врачебной помощью. То, что я не лечащий, а санитарный врач, во внимание не принималось. В избы, куда я заходил, набивалось много народа, и нельзя было отказать во внимании больным, которые по много часов ожидали своей очереди. До полного изнеможения осматривал я больных, раздавал им бывшие со мною порошки, преимущественно иодистый калий, мазь от чесотки и пр. А рано утром на заранее заказанной почтовой зимней кибитке выезжал в соседнюю волость, в другую земскую или в гораздо более убогую церковно-приходскую школу.
При глубоком снеге по узкой зимней дороге использовались почтовые сани, запряженные «цугом»: одна лошадь впереди другой. Спешившие в школу дети должны были залезать в снег, пропуская кибитку. С весёлыми шутками, с радостью забирались они ко мне в сани, заполняя их до отказа.
Ямщик не возражал и не ворчал, т. к. знал, что получит достаточную оплату от меня за это. В неумолчном говоре детей, из их ответов на мои вопросы я успевал узнать очень много о школе, о ходе занятий, об «учителке», обо всех школьных горестях, недостатках и нуждах. А потом нередко замечал, какое удивление вызывала у учительницы моя осведомлённость о делах в школе. До сих пор у меня оживает светлое чувство радости, когда вспоминаю эти утренние зимние поездки в школы отдалённых волостей, когда я подвозил детей, спешивших в школу из деревни за два, три, а то и за пять километров. Им всё хотелось осмотреть: мой походный ящик-аптеку, мой бинокль, в него обязательно и по несколько раз смотрел каждый из забравшихся ко мне в сани ребят. Расставались мы при подъезде к «ямской земской почте», а через час-другой встречались в школе большими друзьями.
Так же, как о делах в сельских школах, я заранее получал разностороннюю информацию из самых надёжных источников — от детей. Так много позднее — при моих экскурсиях и санитарных осмотрах отечественных и зарубежных городов — я, по старой своей новоладожской привычке, получал самые полные и ценные сведения о самом городе, его санитарном устройстве и достопримечательностях у всё знающей и всем интересующейся гурьбы уличных малышей.
За двухлетний период жизни и работы в Новоладожском уезде я не по литературе, не из бессмертных «Мёртвых душ» Гоголя и не из сатиры Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина хорошо и всесторонне узнал нескончаемую галерею типов дореволюционной России, как до-, так и пореформенной: помещиков разных формаций (Зеленин, Шаховская, Исполатовы и Демор), купцов-лесопромышленников, спаивавших шампанским уездного исправника, и наезжавших из губернии чиновников. Наряду с типом уездного врача С. В. Плаксина я узнал и земских врачей северных губерний…
Удивительным образом в Новоладожском уезде 1896–1898 гг. сохранялись в неприкосновенности нравы дореформенной России. Исправник, получавший по службе годовой оклад жалования не более 1500 рублей, все жаловался, нисколько не стесняясь, что ему не хватает его доходов в 8–10 тысяч рублей в год на жизнь! Эти вполне нормированные дополнительные доходы он получал при объездах крупных лесопромышленников, судовладельцев и купцов. От одних при его посещении или приезде пообедать он получал в конверте «за визит» 500 рублей, от других — 200 или даже 100: «Звезда бе от звезды разнствует во славе».
Чиновника особых поручений, приехавшего от губернатора расследовать в Доможирове жалобу на неправильность сдачи с торгов в аренду волостью рыбной ловли, принимал и кормил обедом ответчик, рыбопромышленник, на которого и поступила жалоба; после «на счастье» своего гостя он вытащил невод с заранее подготовленными в нём лососями и осетрами. У озадаченного своим «счастьем» чиновника тут же купил его богатый улов за страшную сумму в 1000 рублей начальник судоходной дистанции Иорс, получавший оклад в 600 рублей. Этот Иорс устраивал балы для своих дочерей, обходившиеся ему не в сотни, а в тысячи рублей. Свои «доходы» он получал от перепродажи дров. С каждой баржи, гонки или дровника, проходивших мимо его квартиры, бросали к его ногам несколько полен. «С мира по нитке» получались сотни кубометров дров. Вот и обеспеченный доход!
Дружба с набивавшимися ко мне в кибитку школьниками закреплялась тем, что я раздавал им яблоки, которые возил с собой для питания в разъездах. Я брал хлеб и яблоки. Тогда в Новой Ладоге яблок в продаже не было, я получал их осенью и зимой посылками из дома, с Черниговщины. В деревнях Новоладожского уезда, в отличие от некоторых уездов Новгородской губернии, садов вообще не было и, угощая ребят, я убеждал их посадить яблони у себя возле дома. Сохранить до весны косточки из съеденных яблок и посадить их в землю, а когда деревца подрастут, привить их. Рассказывал, как это делается. Рассказывал, как сам, будучи в их возрасте, вместе с братом развёл целый питомник таких сеянцев, а теперь вот угощаю яблоками, выросшими на тех деревьях.
