После убедительных, спокойных разъяснений таких авторитетных юристов, как Ф. Ф. Кокошкин, В. Д. Набоков
[121], С. А. Котляревский
[122] и, наконец, сам С. А. Муромцев, исход предстоящего голосования казался предрешённым в смысле переноса обсуждения вопроса об амнистии до начала нормальной работы Госдумы. Но у меня было совершенно твёрдое сознание недопустимости для Думы не откликнуться сразу на требование об амнистии. Мне всегда было трудно решиться говорить в большом собрании, но тут во мне говорило чувство долга, поэтому при всём понимании необходимости соблюдать процедурные рамки, уже после того, как решено было перейти к голосованию, я настойчиво попросил слова и со всею твёрдостью, на какую был способен, выразил убеждение, что, невзирая на всю вескость юридических соображений, мы должны найти форму для выражения своего единства с населением в требовании народной совести. В книге М. М. Винавера о 1-й Госдуме отмечен этот момент, когда под влиянием выступления самого молодого из членов партии кадетов (моего) уже решённый вопрос был перерешён. И. И. Петрункевичу, как старейшему члену Государственной думы, было поручено взять слово до начала выборов председателя и заявить, что голос народной совести об амнистии громко звучит и Дума его разделяет.
Звонки во всех залах Таврического дворца возвестили об открытии заседания Думы. Ложи правительства были заполнены целиком. По поручению императора Николая II председатель Государственного совета прочёл указ об открытии Думы и предложил приступить к подаче записок по выборам её председателя. Им единогласно был избран С. А. Муромцев. Когда он поднялся на председательское место, с ораторской трибуны раздалась звучавшая глубокой искренностью речь Петрункевича: «Первым словом, которое должно прозвучать с этой трибуны, должно быть выражение голоса всего народа об амнистии!». Весь зал огласился возгласами «Амнистия!», несшимися со всех сторон.
Когда смолкли эти клики, С. А. Муромцев спокойным, но властным голосом предложил думским приставам очистить места и проходы от посторонних лиц. Такими посторонними лицами были высокие чиновные «особы», всякого рода сановники, которых приставы не осмеливались беспокоить. Теперь они были вынуждены подчиниться требованию председателя. Слово Муромцева было глубоко продумано. «Кланяюсь Государственной думе…», — начал он свою речь. Строго взвешивая каждое слово, он обещал хранить и отстаивать достоинство, авторитет и права Думы, развивать её полномочия, вытекающие из её природы, как представительного органа, ответственного перед избирателями, блюсти законные права каждого депутата. Трудно представить себе лучшего, более справедливого, более спокойного, выдержанного и авторитетного председателя, чем С. А. Муромцев. Среди взволнованного моря речей, кипевших страстными обличениями правительства, его произвола и беззаконий, среди бурного выплеска требований о его отставке, гневных взаимных обвинений впервые встретившихся лицом к лицу враждебных социально-политических групп и партий он возвышался, как невозмутимый, твёрдый кормчий, умевший сохранять правильный курс. С момента избрания председателем Муромцев устранился от участия в жизни кадетской парии, вышел из фракции, чтобы полнее представлять всю Думу и исключить поводы к каким бы то ни было обвинениям в неодинаковом отношении и внимании ко всем членам Думы и их группировкам.
После окончательного оформления президиума ряд заседаний был посвящён составлению и принятию ответа на «тронную речь» царя. Государственная дума ответила развёрнутой программой неотложных, коренных законодательных работ, которые она ставила перед собой: установление законов о правах граждан, о неприкосновенности личности, о свободе слова и печати, о праве на проведение собраний, о неотложном принятии закона о земельной реформе, пересмотре бюджета. Это была трудная задача — выработать такую программу которая могла бы быть принятой внушительным большинством.
После многих дней общих прений была выбрана комиссия с пропорциональным представительством в ней фракций, для составления ответа царю. В её состав входил и я. Несмотря на срочность работы по окончательному согласованию единой редакции ответа, у нас уходило очень много времени на обсуждение поправок и предлагаемых новых вариантов. В последнем заседании комиссии окончательное редактирование ответа было поручено В. Д. Набокову, мне и представителю трудовиков И. В. Жилкину
[123]. Просидев над этой работой всю ночь, ранним утром мы отдали её в печать. Главную работу по редактированию выполнил В. Д. Набоков. Он был блестящим мастером слова и опытным редактором, который в течение многих лет вёл вместе с И. В. Гессеном
[124] влиятельный прогрессивный общественно-юридический журнал «Право».
Было раннее тёплое утро, когда мы выходили, закончив эту работу, из Таврического дворца. Набоков предложил не расходиться, а проехать в Сестрорецк, чтобы освежиться морским купанием.
Общее собрание Думы приняло согласованный ответ на тронную речь и избрало особую комиссию, которая должна была передать этот ответ по назначению. Прошло немало дней, пока в президиум Думы поступил ответ на его запрос о назначении даты передачи документа. Ответ был крайне негативный. В нём указывалось, что постановление Госдумы должно направляться через соответственные правительственные учреждения. Когда председатель огласил этот ответ, то, по предложению Набокова, было принято решение, в котором отмечалось, что значение принимаемых Думой документов заключается в особой важности их содержания, а не в способе их передачи адресатам. После этого Дума перешла к очередным делам.
К этому времени в Государственной думе уже широко развернулась работа многочисленных комиссий. Инициатором большинства законопроектов была кадетская фракция, поскольку в её рядах находилось наибольшее число депутатов, подготовленных для законотворческой работы. Если в парламентах других стран всю подготовительную работу обычно ведут министерские чиновники, то у нас при вполне обрисовавшейся обструкции со стороны правительства вся черновая работа легла на плечи самих депутатов. Работы было так много, что мы не имели отдыха; приходилось есть на ходу и систематически недосыпать.
