Многие депутаты выехали в свои избирательные округа, чтобы сделать доклады своим избирателям о требованиях Думы и о затруднениях, которые она встречает в своей деятельности. Я и мои товарищи — депутаты от Костромской губернии сразу же после открытия Думы начали поддерживать общение и связь с жителями Костромы и других городов губернии
[130], приезжавшими в Петербург или жившими в столице на заработках. Потом мы поместили в газетах письмо с обращением к костромичам. Указывая в нём свой адрес, мы сообщали, что каждое воскресенье с 4-х до 7-ми часов вечера мы даём отчёт о своей работе в Думе и подробно знакомим с намечаемыми планами. В Петербурге жило очень много костромичей, среди них сезонные рабочие — паркетчики, плотники, строители, ремесленники-шапочники и др. Уже в первое воскресенье после опубликования нашего письма в газетах на нашу квартиру явилось несколько десятков земляков. Беседа с ними носила очень оживлённый характер. Положение в Думе вызывало большой интерес. Из-за крайней тесноты мы перенесли место встречи с земляками в обширное помещение районного клуба на 6-й Рождественской улице. И это помещение оказалось совершенно переполненным. Это было уже в июне. Я сделал подробный вступительный обзор деятельности Думы за май и начало июня. Последовали многочисленные вопросы и наши разъяснения. В конце состоялись очень толковые выступления костромичей, одобряющих требования и предложения Государственной думы. Явившейся полиции мы заявили, что это вполне законное общение членов Думы со своими избирателями. Отчёт об этих собраниях я поместил в газете «Речь». Однако, когда в следующее воскресенье граждан собралось ещё больше, так что они не смогли поместиться в зале и стояли у открытых окон (зал помещался в первом этаже), совершенно неожиданно, без предупреждения, появились конные жандармы и разогнали всех собравшихся. Нас, депутатов, не тронули, но и не обращали внимания на все наши протесты против незаконных и произвольных действий жандармов. Так оборвалась в Петербурге удачно развивавшаяся попытка мирного общения избирателей со своими посланниками в парламент.
На местах, в далёких от столицы губерниях, дело заканчивалось далеко не так безобидно. Так, в Умани Киевской губернии приехавший из Петербурга депутат Думы — врач по профессии — был арестован во время своего доклада о работе законодателей. Он оставался в тюрьме до роспуска Госдумы, а затем оказался в ссылке в Восточной Сибири и только после Октябрьской революции смог вернуться к своей медицинской работе.
Перед лицом всё более наглядного бессилия Думы у некоторых провинциальных депутатов зарождались чисто обывательские настроения: а нельзя ли помочь делу непосредственным обращением за помощью к самому Николаю II? Говорили, что председатель Думы Муромцев имеет право личного доклада царю и при первом (и единственном!) своём докладе произвёл на Николая II благоприятное впечатление. Как-то рано утром в июне я прогуливался в Таврическом саду. Я не заметил, что по дорожке, ведущей в Таврический дворец, направлялся своей медлительной походкой наш председатель. В тот момент, когда я остановился, здороваясь с ним, подошёл, очевидно, лично знакомый с ним один из членов Думы из Поволжья.
«Сергей Андреевич, — без всяких предисловий обратился он к Муромцеву, — простите, но меня волнует вопрос, — почему Вы не используете своего права личного доклада царю? Может быть, Вы повлияли бы…»
Как всегда невозмутимый, Сергей Андреевич спокойно и не торопясь ответил: «Но, позвольте, допустим, что я получил бы аудиенцию на десять-пятнадцать минут… А придворное окружение, враждебное Думе, воздействует на такого же, как они сами, Николая всё время, все дни. Какое же значение могло бы иметь моё мимолётное воздействие?» Этот ответ был дан с полной серьёзностью, и Сергей Андреевич продолжил свой путь.
7 июля заседание фракции в Государственной думе затянулось до поздней ночи. Когда я проходил по Кирочной улице и вышел на Литейный проспект, моё внимание было привлечено необычным движением войск. Непрерывной цепью двигались пехота и артиллерия в направлении к Таврическому саду. Когда я проходил через Марсово поле, чтобы пройти по Троицкому мосту и попасть в Денежный переулок, где мы жили в то лето, я видел, как войска шли в Павловские казармы. У меня невольно возникла мысль: не к добру так спешно вызваны из лагерей войска. Очевидно было, что правительство что-то замышляет.
Белая петербургская ночь сменилась свежестью раннего утра, когда я входил в свою квартиру. Я рассказал открывшей мне входную дверь жене о зловещем ночном передвижении войск. Учитывая всю обстановку, сложившуюся в отношениях столыпинского правительства с Государственной думой, мы не сомневались, что вызов войск в Петербург связан с решительными действиями правящих кругов против избранной народом законодательной власти. Вышедшие утром газеты подтвердили наши опасения. Указом правительства Дума была распущена с нарушением закона о ней. Срока новых выборов назначено не было.
Строго говоря, в конституциях большинства стран предусматривается право роспуска парламента верховной властью, так что ничего из ряда вон выходящего в этом не было. Но в России в 1906 г. Дума, рождённая революционными событиями 1905 г., только-только приступила к созданию самих основ конституционного строя! Поэтому преждевременный её роспуск означал возвращение к самодержавию и, следовательно, к дальнейшему нарастанию революционной борьбы. Вот почему роспуск 1-й Думы для партии кадетов, выступавшей против революционных мер в достижении демократических свобод и за эволюционный путь развития государства, имел особое значение, требовавшее принятия неотложных мер.
Я отправился в Таврический дворец. Ворота и калитки во двор Государственной думы были заперты и охранялись военными часовыми. Во дворе стояли орудия. Стража заявила, что приказано никого не пропускать во двор. Я встретил на улице нескольких коллег-депутатов, находившихся в таком же недоумённом состоянии, как и я. Посетив на дому некоторых членов президиума фракции, я узнал о намерении организовать сбор членов Думы для обсуждения создавшегося положения и вытекающих из него задач.
Часам к 11-ти было решено организовать обсуждение положения в обстановке, обеспечивающей возможность всестороннего его взвешивания без риска насильственного разгона собрания. Начались переговоры о возможности собраться членам Думы в Выборге. Мне, как секретарю фракции, было поручено договориться о том, чтобы собрание в Финляндии провести совместно с фракцией трудовиков.
Было около часа дня. Вместе с П. Н. Милюковым
[131] мы отправились в бюро фракции трудовиков. Мы ехали по довольно пустынным улицам, сохранявшим полное спокойствие. Павел Николаевич с укоризной в голосе посетовал на поразительное равнодушие населения к происходящему:
