Людендорф со времен разработки большого законопроекта об армии уверился в значении радиотелеграфной связи для современной войны. В Восточной Пруссии он смог пожать плоды прежних трудов: «Благодаря безотказному, надежному разведывательному средству, подслушиванию радиопереговоров неприятеля… замыслы и приготовления военачальников двух империй не оставались тайной. Как не бывало еще ни в одной войне, неприятель всегда сам заранее раскрывал свои планы, любезно позволяя своим противникам вовремя принять предосторожности»
[1019]. Поскольку в этой сфере царила секретность и, естественно, лица, прямо в ней не задействованные, мало что о ней знали, угрозы и возможности махинаций были здесь очень велики. Тем более в случае войны, когда вся внутренняя коммуникация в российских войсках и между войсками и их командованием, а также радиотелеграфная связь отдельных штабов армий со Ставкой зависели от функционирования техники (немецкой) и, следовательно, от услуг фирмы «Сименс». Видные русские военачальники после ряда необъяснимых моментов во время поражений в первый год войны обратили внимание на эту опасную зависимость. 8 декабря 1915 г. генерал Плеве указал начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву на «двойственную роль» предприятий, созданных немцами в России под видом «русских акционерных обществ», среди которых особенно вредной деятельностью отличались компании по эксплуатации электричества. В частности, Плеве назвал русское общество «Сименс и Гальске», русское общество «Сименс-Шуккерт», «Русское электрическое общество 1886 г.» и «Русское общество соединенных кабельных заводов». Он обнаружил тесную связь их руководящих сотрудников с германским Генштабом и сообщал, например, что давний служащий русского общества «Сименс-Шуккерт» Фридрих Роде, который до начала войны под предлогом установки машин регулярно посещал крупнейшие российские оборонные заводы, теперь подвизается в одном из штабов германской армии. Алексеев передал письмо Плеве председателю Совета министров, военному и морскому министрам с рекомендацией принять срочные меры против этих фирм. «Чем дольше будут существовать эти общества, тем будет хуже», — предупреждал он
[1020].
3. Помимо перечисленных «выходов», в распоряжении Людендорфа имелись старые разведывательные контакты со времен его работы в оперативном отделе Генштаба. Наверное, самый значительный из них вел к российскому военному министру Владимиру Александровичу Сухомлинову
[1021]. Личность и пост Сухомлинова в бытность его киевским, волынским и подольским генерал-губернатором (1905–1909) привлекли венское Эвиденцбюро, а после его назначения военным министром (1909) им заинтересовались и агенты секции IIIb. Преподаватель будущего царя в военной академии, несмотря на известный легкомысленный образ жизни и поверхностное отношение к служебным обязанностям, пользовался высочайшей протекцией. Благодаря этому, как намекал последний шеф венской разведки во время войны, бумаги царя годами с его стола попадали прямиком в Эвиденцбюро
[1022].
С небывалой утечкой секретных документов за границу в эпоху Сухомлинова сочетались своеобразные стратегические решения. Так, первый мобилизационный план, принятый 26 июня 1910 г. при новом военном министре
[1023], исходя из непоколебимой убежденности, что германские вооруженные силы при поддержке Австро-Венгрии и, возможно, Румынии ввиду большого военного превосходства даже в случае войны Германии на два фронта очень быстро и глубоко вторгнутся на территорию Российской империи, предусматривал оттягивание частей русской армии на позиции вглубь страны, подальше от передовой предполагаемого театра военных действий. План, позволявший агрессору беспрепятственно объединить свои войска, действующие в Восточной Пруссии, с австрийскими армиями в единый наступательный фронт, в российском Генштабе сочли капитулянтским, а во Франции порицали как нарушение франко-российской военной конвенции. Он вызвал у руководства французских вооруженных сил прохладное и недоверчивое отношение к военному министру Сухомлинову и его штабу.
В том же году Сухомлинов ошеломил коллег-министров подготовленной втайне от них и получившей одобрение введенного в заблуждение царя инициативой по упразднению русских крепостей Привисленского края, которая давала германскому военному бюджету возможность сэкономить кучу денег
[1024]. Эта инициатива находилась в связи с предполагаемым по плану № 19 переносом линий стратегического развертывания вглубь страны. Она предусматривала полное упразднение крепостей Ивангород, Згерж, Ломжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск, Керчь и сохранение в ограниченных масштабах, а также модернизацию крепостей Выборг, Кронштадт, Усть-Двинск, Ковель, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Очаков и Севастополь. На передовом театре военных действий должна была остаться одна крепость Новогеоргиевск под Варшавой
[1025]. Ликвидация крепостей и перевод их гарнизонов во внутренние районы активно претворялись в жизнь, хотя военный министр встретил ожесточенное сопротивление со стороны других министров и генералитета, в том числе своего преемника в Киеве, генерала М. В. Алексеева.
