Переориентируясь, Мольтке поддался искушению быстрых побед на востоке и совершил ту же логическую ошибку, что и его монарх 1 августа. Он чересчур торопливо начал перегруппировку сил с запада на восток, которую обещал императору после успешного западного наступления, и за несколько дней попал во власть кардинальной иллюзии, будто сможет спасти пять западных армий от врага, отведя их на прочные оборонительные позиции. При отступлении в принципе следовало ожидать больших людских жертв и потерь вооружений и техники, а уж столь неожиданный отход так окрылил соединенные франко-английские силы, что фиаско германских войск, которому он положил начало, предвосхитило конец всей войны. Недаром генерал фон Фалькенхайн упрекал своего предшественника на посту начальника Генштаба за то, что тот «переметнулся на восток»
[1161].
Положение, в котором Хенч обнаружил германские армии вечером 8-го и утром 9 сентября, превосходило самые мрачные предчувствия его шефа
[1162]. Командование 3-й армии (фон Хаузен), страдая от «прискорбной убыли сил» в результате того, что у него забрали XI АК, оказалось не в состоянии заметить (не говоря уже о том, чтобы использовать) 40-километровую брешь в противостоящем неприятельском фронте, еле-еле прикрываемую французской кавалерией, и безо всякой охоты шло в бой при условиях со многими неизвестными. Командующий 2-й армией Бюлов сделал должные выводы из имеющихся у него сведений о сосредоточении больших контингентов неприятельских войск и аэрофотоснимков, запечатлевших необозримые массы приближающихся вражеских колонн. Он признавал, что на сей день (9 сентября) общая военная обстановка для противника снова существенно улучшилась, — и действительно, маршалу Жоффру она показалась «очень благоприятной, совсем не той, на какую мне приходилось рассчитывать всего несколько дней назад». Отнюдь не из-за вызванного болезнью пессимизма, а трезво оценивая ситуацию, Бюлов считал восстановление непрерывного, боеспособного германского фронта невозможным. Разрыв, образовавшийся между 1-й и 2-й армиями после изъятия у него гвардейского РК, увеличился, отчасти вследствие продвижения 1-й армии вперед вопреки приказу, отчасти — ее вынужденного отклонения на северо-запад и переправы через реку Урк, примерно с 15 до 50 км и, таким образом, стал «гораздо шире», чем полагал прежде французский главнокомандующий
[1163]. Он открыл перед противостоящими неприятельскими армиями возможность беспрепятственного прорыва в тыл 1-й и 2-й армиям, и — несмотря на все более настойчивые просьбы фон Клюка о помощи — за неимением резервов ликвидировать его было уже нельзя. Через эту «широкую брешь между 1-й армией и остальным правым флангом могли спокойно пройти вся английская армия и части 5-й армии, чтобы обойти правый фланг 2-й армии севернее Марны, а 1-ю армию полностью охватить с тыла»
[1164].
В своей оценке ситуации Бюлов точно угадал распоряжения французского главнокомандующего от 7 сентября
[1165]. 1-й армии грозила судьба армии Самсонова, стоящий отдельно правый фланг 2-й армии тоже попал в крайне опасное положение. Бюлов счел себя вынужденным вечером 8 сентября, «во избежание охвата», отвести его уже не примыкающие к армии соединения (13-ю пехотную дивизию и X РК) на линию Марньи — Ле-Ту
[1166]. От 1-й армии он получил известие, что она не может покинуть свои передовые линии, так как ведет бой против сильных неприятельских соединений.
Когда Хенч вечером 8 сентября прибыл в штаб фон Бюлова (начальник штаба Лауэнштайн) в Монмор, он узнал, что четыре мощные колонны противника наступают на север и северо-восток и вскоре следует ждать вторжения в брешь между 1-й и 2-й армиями. Таким образом, для 1-й армии существовала прямая опасность «быть полностью охваченной и оттесненной в западном направлении»
[1167], а 2-я армия произвела на Хенча впечатление перегоревшей «в шлак» еще до сражения.
На рассвете 9 сентября многочисленные неприятельские колонны пересекли Марну: «Английская армия и левый фланг 5-й армии начали форсировать Марну на севере и вклиниваться между 1-й и 2-й армиями»
[1168]. Когда Бюлов вернулся с командного пункта в штаб к Хенчу, у обоих «не было сомнений в том, что отступление 1-й армии в силу тактического и оперативного положения неизбежно и что 2-й армии тоже нужно отходить, во избежание полного окружения ее правого фланга»
[1169].
Хенч увидел необходимость воспользоваться данными ему полномочиями и с согласия Бюлова и Лауэнштайна принял решение оттянуть 1-ю армию назад, пока она снова не сомкнется со 2-й, и отвести обе армии к Эне; 3-я армия должна была присоединиться к отступлению у Авиза. Фон Бюлов предпочел немедленное отступление, памятуя в том числе о бельгийской «народной войне». Если отступить только под натиском неприятеля, предупреждал он, отход «по враждебной стране, где каждый житель имеет оружие», чреват «непредсказуемыми последствиями для армии»
[1170].
Добравшись после тяжелейшей, утомительной поездки к 13.00 в штаб 1-й армии в Марёе, Хенч встретил у ее командующего фон Клюка и начальника штаба фон Куля противоположное умонастроение. Неверно оценивая свое изолированное, крайне опасное положение, они считали, что предстоящая битва наверняка будет выиграна, и с недоверием отнеслись к приказу об отводе своей армии за Эну в направлении Суассона. Они так и не признали тот факт, что лишь поспешный уход с передовой в ночь с 9 на 10 сентября уберег основную часть их армии от смерти и плена.
