После возвращения Хенча в Большую ставку и его доклада начальнику Генштаба Мольтке повернул или остановил и 4-ю с 5-й армии. В первой половине дня 10 сентября ВК приказом подчинило «1-ю армию, впредь до дальнейших распоряжений, командующему 2-й армией», велело 2-й армии отступить за реку Вель, 3-й армии идти на соединение со 2-й армией, 4-й — на соединение с 3-й. 5-я армия (кронпринц Вильгельм) должна была оставаться там, куда дошла на данный момент. Всем пяти армиям надлежало «укрепить и удерживать занятые позиции»
[1171]. Начальник Генштаба, прибыв во второй половине дня 11 сентября (по совету Хенча, чтобы самому составить представление о ситуации) в новую штаб-квартиру 2-й армии в Реймсе, после разговоров с Бюловом и Лауэнштайном подтвердил, что нужно «обустроить и держать достигнутые линии. Армии при отходе должны сохранять сомкнутые фланги»
[1172].
В ретроспективе эти распоряжения свидетельствуют, что Хенч правильно использовал полномочия, данные ему Мольтке, а подчинение 1-й армии командованию Бюлова показывает, что и тот «по согласованию с Хенчем (представителем ВК)» — как гласили его рапорты от 9 и 10 сентября — верно понял, истолковал и исполнил директиву ВК. Позднейшие выпады против него как якобы главного виновника катастрофы на Марне несправедливы. Отступление пяти армий происходило, как подтверждают письма Мольтке того же времени, не внезапно и не вопреки приказам, сама его дата противоречит последующим оправданиям Мольтке. День 9 сентября являлся 39-м днем германской мобилизации. На 40-й день планы западной кампании предусматривали победу во Франции; после нее по плану следовало вести «з н а ч и т е л ь н ы е германские силы на восток, чтобы вместе с войсками Австро-Венгрии закончить войну против России. Германский вексель подлежал оплате»
[1173]. Хотя положение германских армий перед Парижем не позволяло «уплату по векселю», задерживая ее на неопределенный срок, возможно, сознание Мольтке своих обязательств, заложенных в первоначальный график, психологически тоже повлияло на его решение.
Уход германских армий с передовых позиций (для войск Антанты — «чудо на Марне») настолько облегчил английским и французским вооруженным силам уже начатое контрнаступление, что они буквально погнали перед собой отхлынувшие армии противника, превращая их откат в беспрецедентное бегство — «катастрофу на Марне». Если Мольтке позже (1915) старался изобразить это паническое бегство продуманным и подконтрольным «отступлением» к надежному рубежу, то здесь напоминали о себе его первоначальные расчеты, опрокинутые реальностью. Хотя он сам 11–13 сентября навещал отдельные ША и обнаружил полный развал в войсках. Тщетно он приказывал «3-й, 4-й и 5-й армиям оставаться на месте»
[1174], пытаясь сократить линии, чтобы помешать дальнейшим прорывам противника и закрыть брешь между 1-й и 2-й армиями. Неосуществимость его распоряжений и потрясение, испытанное при виде бегущих, сильно поредевших войск в отчаянном состоянии, окончательно подорвали здоровье Мольтке, доведя его до «нервного срыва» (как выразился император), так что по возвращении в Большую ставку его официально отправили в отпуск, а фактически отстранили от дел. Военному министру Эриху фон Фалькенхайну, которого император назначил его преемником, впоследствии было поставлено в заслугу то, что он остановил бежавшие сломя голову армии и выстроил их в новый фронт за линией Эны.
Некоторые командующие западных армий и начальники их штабов потом объясняли катастрофу на Марне роковым приказом об отступлении в момент перед блестящей победой
[1175]. Они утверждали, что у Мольтке тогда не было оснований для предоставления подобных полномочий и ВК не имело права, сидя за тридевять земель от передовой в Люксембурге, разузнавать мнения командующих на фронте с помощью младшего штабного офицера и делать из них столь далеко идущие выводы. В адрес предъявителя приказа — Хенча — они бросали такие тяжкие обвинения, что ему грозила участь козла отпущения за проигранную марненскую битву. Поэтому Хенч в апреле 1917 г. обратился в военный суд в форме явки с повинной. Людендорф как 1-й генерал-квартирмейстер назначил расследование сентябрьских событий 1914 г. и освободил Хенча «от любых упреков»
[1176], подтвердив его полномочия и не признав за ним никакой личной вины. Хенч вернулся на действительную службу и в 1918 г., занимая пост начальника штаба военной администрации Румынии, умер от последствий операции на желчном пузыре.
После войны спор вспыхнул снова. Ни у Хенча, ни у наделившего его полномочиями Мольтке выяснить ничего уже было нельзя. На основании вердикта военного суда в мае 1917 г. и известных письменных докладов Хенча
[1177] участвовавшие в споре военные и тогдашние военные историки склонялись к соломонову решению, что имело место субъективное толкование возможных устных полномочий неустановленного содержания. Тем самым военно-политические соображения, побудившие Мольтке отправить на фронт своего шефа разведки, оставлялись без внимания.
