Между тем, особые обстоятельства этого ограниченного успеха пробудили в отношении Людендорфа определенные подозрения: смелым ходом 24 ноября 1914 г. он тут же разоблачил себя и свои тайные связи с русскими штабами! Наивной немецкой общественности и неосведомленным потомкам мог импонировать его «блестящий военный подвиг», но сведущие военные в барановичской и шарлевиль-мезьерской ставках догадывались, что лучшие в мире кавалерийские группы легендарных генералов Новикова и Шарпантье не случайно стояли шпалерами с опущенным оружием по бокам немецких колонн, уходящих с обозами и пленными. Они заподозрили, что здесь поработали некие силы, которые каким-то неизвестным доселе образом оказывают влияние на военные действия, даря Обер-Осту незаслуженные победы. Русскому Верховному главнокомандующему «неутешительные обстоятельства» приоткрыли глаза — только увольнение им «немецких» козлов отпущения, Ренненкампфа и Шейдемана, свидетельствовало, что он пока не может связать тревожные симптомы с их реальными причинами. Те же обстоятельства — при всей удовлетворенности спасением войск — заставили задуматься и начальника германского Генштаба, углубив уже существовавшее у него недоверие к человеку, который столь откровенно присваивал чужие успехи и заслуги. Против такого человека на немецкой военной службе и его негласных связей с врагом, по мнению Фалькенхайна, следовало своевременно принять ограничительные меры, иначе, в головокружении от успехов, он и его агенты-связники легко могли из разрушителей российского старого режима превратиться во врагов собственной монархии, собственного народа и собственной страны.
О затуманенной картине реальности в сознании этого человека, чье намерение сотрудничать с ленинскими вспомогательными силами окрепло благодаря «смелому военному подвигу у Бжезин», говорило его дальнейшее участие во внутриведомственной полемике с особым упором на то, что немецкое ноябрьское наступление следовало завершить уничтожающим ударом, «который только и мог нас окончательно спасти»: «Недостаточно было всего лишь остановить врага»
[1352]. Людендорф ожесточенно боролся за очередное наступление с целью полностью разгромить русских и поставить их западных союзников на колени. Теперь он требовал подкреплений для запланированной операции против русской 10-й армии в Восточной Пруссии, рассчитывая при помощи существующих обстоятельств нанести здесь России решающий удар. В развернувшихся спорах обе стороны (на что не обращали внимания прежние исследователи) по большей части пользовались надуманными аргументами, чтобы, не касаясь известного, но не подлежавшего огласке факта — тайных связей почтенных военачальников с врагами русской и немецкой монархий, — тем не менее не оставить сомнений в главной сути своих позиций: принципиальном неприятии такого способа ведения войны со стороны Фалькенхайна, стремлении держаться за этот спасительный якорь до последнего со стороны Людендорфа.
Фалькенхайн не скрывал, что, по его мнению, ввиду общего военного положения эту войну на поле боя выиграть нельзя, германская армия — «поломанный инструмент» и будет счастьем, если Германия еще сможет хотя бы «закрепиться» на всех фронтах
[1353]. Больше надежд он возлагал на политические возможности окончания войны. Он нашел поддержку в лице своего Верховного главнокомандующего: император уже не считал Людендорфа просто неотесанным чурбаном — теперь начальник штаба Обер-Ост был в его глазах «сомнительным, снедаемым личным честолюбием типом», который ничего великого не совершил и которого он «никогда не станет держать за главного»
[1354]. Военные планы Людендорфа встретили у императора скепсис и насмешку. Когда адъютант Мольтке Ганс фон Хефтен по поручению Людендорфа объявил ему, что планируемое последним наступление приведет к «полному решению» дела, он только рассмеялся и посоветовал не строить воздушных замков: «Да ну, не думаете же вы, что это возможно, — русские увернутся, а мы выстрелим в воздух»
[1355]. Император и начальник его Генштаба не сомневались, что русское верховное командование рано или поздно заметит и пресечет совместные тайные махинации своих внутренних и внешних врагов. Как полагал Фалькенхайн, уже в Польше стало видно, «сколь многому августовские дни научили вражеское руководство»
[1356]; император думал, что «русские не так глупы; они учатся во время войны и не дадут устроить себе второй Танненберг»
[1357].
С усиленной успехами по обе стороны фронта самонадеянностью Людендорф готов был верить в свою военную удачу, пока не доказано обратное, и не упускать ее, чего бы это ни стоило. С конца 1914 г. он пошел на обострение противостояния между командованием Обер-Ост и Большой ставкой, требуя перенести основные военные действия с запада на восток и, в связи с этим, отдать ему единственные и последние оставшиеся резервы: четыре проходящих тщательную подготовку свежих формирования многообещающего качества — XXXVIII–XLI РК и 8-ю Баварскую РД, всего 4,5 корпуса. Начальник Генштаба Фалькенхайн, зная о предстоящем весеннем наступлении западных держав с начала февраля 1915 г., намеревался пустить их в дело на западном фронте и не только считал безответственным из-за «ложных выводов» некоторых военных проливать их кровь на «необозримых просторах России», но и хотел забрать с восточного фронта некоторые из ранее приданных Обер-Осту корпусов. Людендорф жаждал заполучить новые корпуса для своего наступления в Восточной Пруссии, где в штабе фронта и в 10-й армии сложилась такая благоприятная обстановка, и, твердо рассчитывая на помощь из-за линии фронта, обещал, если их предоставят ему, добиться «окончательного решения на востоке»
[1358].
Начальник австро-венгерского Генштаба снова вмешался во внутригерманский спор на стороне Обер-Оста. Конрад тоже получил незаслуженные подарки от питомцев своей краковской корпусной комендатуры и их агентов внутри России и ждал продолжения. 12 (25) ноября русская 3-я армия под командованием генерала Радко-Дмитриева начала наступление на Краков и — в отсутствие М. Бонч-Бруевича — заняла значительные участки территории. На левом берегу Вислы ее X и XXI корпуса вывели из строя два австро-венгерских АК (XIV и VI), на правом русские XI и IX АК перешли Рабу, берущий начало у Новы-Тарга приток Вислы длиной 140 км, и прижали два австро-венгерских АК (XVII и XI) к передовым укреплениям краковской крепости. 13 (26) ноября X и XXI корпуса отметились большими успехами в юго-восточных окрестностях Кракова, XI корпус — в Неполомицком лесу, а IX корпус захватил сильно укрепленную Бохню. 3-я армия с тысячами австрийских пленных и сотней трофейных орудий стояла у ворот Кракова. Разбитая австрийская 4-я армия ретировалась в Краков, и Радко-Дмитриев собирался нанести ей там последний удар. Ее преследование 14 (27) ноября подошло к концу, и 15-го (28-го) преследователям у краковских стен оставалось до победы только руку протянуть.
