В то время как выборные и самоназначенные представители общественности без всякого вмешательства государственных органов обсуждали за закрытыми дверями судьбу страны, а петроградский гарнизон в подавляющем большинстве переходил на их сторону, среди столичного общества, интеллигенции распространялась небывалая эйфория, вскоре захлестнувшая также Москву и провинциальные города и местечки. Массы миролюбиво настроенных людей всех национальностей, сословий, профессиональных групп Российской империи выходили на улицы, братались с солдатами, поздравляли друг друга с исчезновением полицейских шпиков перед домами и новым единением всех слоев и народов России. Великая Российская революция пришла к ним в «сияющем блеске»: «Все классы, все слои населения, все партии и все нации России слились в одном могучем вздохе облегчения… Многим… тогда казалось, что революция — общенародная, национальная…»
[2462] На взгляд части высшей министерской бюрократии, знакомой с военными планами вражеских держав, «под этим влиянием затуманились чувства народной чести, любви к родине и просто здравого смысла, и военный бунт 27-го февраля превратился в кровавую и безумную революцию в то время, когда на германском фронте взаимоотношение вооруженных сил в первый раз сложилось в нашу пользу и Германия, по признанию самих немцев, находилась в величайшей опасности»
[2463].
1 марта Временный комитет Думы сделал второй революционный шаг — сформировал кабинет из именитых думских депутатов на широкой партийно-политической основе, от октябристов до трудовиков
[2464]. По договоренности, достигнутой им с Советом в ночь с 1 на 2 марта, в последующие дни возникло «Временное правительство». Ключевые позиции в нем распределились именно так, как планировало оппозиционное движение 14 февраля и как предвидел и опасался Ленин
[2465]: премьер-министром стал князь Г. Е. Львов, министром иностранных дел — проф. П. Н. Милюков, военным министром — А. И. Гучков. Портфели министров труда и юстиции предложили председателям левых думских фракций, меньшевику Н. С. Чхеидзе и трудовику А. Ф. Керенскому. Чхеидзе, уже председательствовавший в Совете, от министерского поста отказался; Керенский, назначенный одним из двух товарищей председателя Совета, после короткого раздумья и одобрения Совета 2 марта согласился возглавить Министерство юстиции с примечательной оговоркой, что вступает в буржуазное правительство как «заложник демократии». С тех пор основатели Совета присвоили характеристики «(революционная) демократия» и «(революционные) демократы» себе и организованному ими движению, обобщенно и чаще всего пренебрежительно именуя классы и силы, представляемые Временным правительством, «буржуазией», а членов Временного правительства — несмотря на то что оно включало подлинно демократические и даже радикально-демократические силы — «цензовой буржуазией». Давний деятель из т. н. третьего элемента земских союзов, земский врач А. И. Шингарев (кадет) возглавил Министерство земледелия, известный предприниматель и филантроп А. И. Коновалов (кадет) — Министерство торговли и промышленности, многолетний ректор Московского университета проф. А. А. Мануйлов — Министерство просвещения. Председатель Киевского военно-промышленного комитета М. И. Терещенко получил портфель министра финансов, позже министра иностранных дел; левый кадет Н. В. Некрасов, образовавший вместе с Керенским и др. в III и IV Думах масонскую группу, — министра путей сообщения, позже министра финансов. Из активных правонационалистических оппозиционеров Прогрессивного блока в правительство вошли октябристы И. В. Годнев из Уфы (государственный контролер) и В. Н. Львов из Самары (обер-прокурор Святейшего Синода).
Состав правительства из октябристов, либералов, кадетов и трудовиков давал российским военным «явную гарантию за то, что ни о каком сепаратном мире в Германии и мечтать не могут», и будто бы предвещал «начало конца Германии»
[2466]. Союзники тоже увидели в нем залог дальнейшего сотрудничества; 1 марта послы Англии и Франции объявили Временный комитет Думы единственным законным представителем народной воли. Думский комитет и думский кабинет легитимировали свои полномочия преемственностью мандата выборных народных представителей. Благодаря деловой компетентности и личной честности его членов Временное правительство пользовалось широкой поддержкой населения в городе и в стране, о верности ему объявила основная часть армии.
В отличие от Думского комитета, Совет рабочих депутатов конституировался «самочинно»
[2467], и его основатели понимали, что с государственно-правовой точки зрения он представлял собой «частное учреждение» с претензией на функцию «классовой организации», не имевшее права на включение в систему государственных органов
[2468]. Они признавали также, что при формировании его Исполнительного комитета «никак нельзя отрицать солидной доли случайности» и уже Временный исполнительный комитет являлся, по сути, «самочинным»
[2469]. Поскольку протоколы либо не велись, либо изъяты, час рождения новообразованного Совета в юридическом и историческом отношении, как и прежде, окутан туманом. Немногие авторитетные свидетельства очевидцев расходятся в основополагающих вопросах. В частности, неясно, от кого исходила «решающая инициатива»
[2470]. Эсер В. М. Зензинов наблюдал происходившее с самого начала, но не знал, «кому первому пришла мысль о создании совета рабочих депутатов»
[2471], не исключая, что толчком послужило присутствие председателя первого Петербургского совета, Хрусталева-Носаря, одного из освобожденных узников Крестов
[2472]. Суханов, тоже с самого начала присутствовавший при возникновении Совета, но — как все противники ревностного оборонца Носаря — бывший о нем невысокого мнения, ссылался на предшествующие идеи левых меньшевиков (например, Ф. А. Череванина) и директиву «инициативного собрания деятелей рабочего движения», «немедленно подхваченную» не названными конкретно «партийными организациями» и повлекшую за собой выборы «на заводах столицы»
[2473], о которых он же, впрочем, писал, что они проводились «нелегально, случайно, без конкретной цели, больше на всякий случай»
[2474]. Западные историки видят настоящих воссоздателей рабочего органа по образцу первого Петербургского совета рабочих депутатов 1905 г. в меньшевистских руководителях рабочей группы ЦВПК К. А. Гвоздеве и Б. О. Богданове, вообще приписывая львиную долю заслуг в основании нового Совета меньшевикам. В доказательство их первенствующей роли приводятся сведения, что некоторые активные меньшевики вместе с безымянными «подпольщиками» с начала беспорядков, т. е. 23–25 февраля 1917 г., на тайных совещаниях выступали за воскрешение советской модели 1905 г., но осуществить это намерение на деле сразу не смогли по причине предполагаемого полицейского надзора
[2475].
