Первым следствием присутствия специально подготовленных и обученных офицеров разведки на германо-российской границе в Восточной Пруссии оказался рост контрабанды оружия для русских антиправительственных радикалов, которые теперь могли возить товар из стран происхождения (или немецких портов) к границе, а оттуда к местам назначения в Российской империи самым коротким путем через прусскую территорию. В документах прусского Министерства внутренних дел за 1906 г. впервые зафиксированы обширные поставки оружия иностранными социалистами через различные пункты в Пруссии
[210]. Вторым следствием была постоянная вербовка немецкой агентуры среди русской пограничной жандармерии. Более ранний прецедент вербовки в 1904 г. жандармского офицера пограничной станции Вирбаллен (Вержболово) С. Н. Мясоедова во время революционных событий дал обнадеживающие результаты (см. ниже), и теперь в целях развития успеха этот опыт широко внедрялся. Работа множества русских пограничных жандармов на германскую разведку сделала границу между Российской и Германской империями, прежде хорошо охранявшуюся, «прозрачной» для большевиков и других лиц, сотрудничающих с германскими властями. Благодаря договоренностям секции IIIb с Эвиденцбюро, помимо северо-западной границы России с Германией в Восточной Пруссии, то же самое произошло и на юго-западной границе с Австро-Венгрией.
Реорганизация секции IIIb и назначение специальных офицеров разведки с немецкой стороны вкупе с вербовкой русских офицеров пограничной жандармерии на российской стороне позволяли создать сеть сбора информации, устройства поездок и снабжения, которая — как прежний «путевой атлас» для немецких офицеров в Российской империи — заходила далеко вглубь России, снабжая важных как для ленинской партии, так и для секции IIIb лиц (беглецов, осужденных, ссыльных) в местах их пребывания деньгами, паспортами (фальшивыми), проездными документами, сведениями о пунктах перехода границы и именами тех, кто поможет им пересечь границу и проследовать дальше. Подобная практика, которая стала известна охранке сравнительно поздно и потому подробно описана только в документах Охранного отделения о Ленине и большевиках за последние предвоенные годы, подтвержденная немецкими документами времен войны (представители пораженческих революционных партий среди русских военнопленных могли показать немецким должностным лицам оговоренный «тайный знак», чтобы их отделили от других пленных и передали для дальнейшего распоряжения офицеру разведки), берет начало именно от реорганизации разведслужбы, проведенной Мольтке.
Данное обстоятельство, обусловленное повышенным интересом генштабов центральных держав к разведке на внешних и внутренних фронтах Российской империи с помощью специальных агентов, объясняет явление, на которое до сих пор почти не обращают внимания, хотя оно имело большое значение для сосредоточения антироссийских кадров социалистических партий: их неоднократные путешествия в Россию и обратно и спасение от каторги и ссылки. Необычайная мобильность революционных кадров в 1905–1906 гг. и после заставляет сделать только один вывод: им предоставлялись надежные документы и немалая финансовая помощь (на подкуп русских чиновников в местах каторги и ссылки) для безопасного въезда в страну и выезда из нее. Это не слишком удивительно в случае Парвуса, учитывая его предполагаемые старые связи с немецкими военными ведомствами. Он приехал в Россию летом 1905 г. и вместе с Троцким основал в Петербурге один из первых советов рабочих депутатов, который «снабжал денежными средствами»
[211]. Арестованный, осужденный и сосланный на три года в Туруханск, он, опять же вместе с Троцким, совершил фантастически авантюрный побег из Сибири за границу через всю Россию
[212]. Под именем Петера Кляйна Парвус вновь объявился в Германии, где в 1910 г. правление СДПГ разоблачило его как провокатора.
Большое число похожих историй указывает на массовое явление, корни которого крылись в специальных мерах секции IIIb и аналогичного австрийского учреждения. Так, товарищ Ленина М. М. Валлах (партийные клички: Папаша, Литвинов) занимался контрабандой оружия через границу, имея «настоящий» немецкий паспорт на имя Густава Графа
[213]. Вместе с ним ездил в Париж, Льеж, Женеву, Софию и Вену армянский большевик из Гори (Грузия) С. А. Тер-Петросян (партийная кличка Камо) с австрийским паспортом на имя Дмитрия Мирского. Польский соратник Ленина Ф. Э. Дзержинский чудесным образом сбегал из строго охраняемых русских тюрем
[214]. Лео Иогихеса из Литвы, в январе 1907 г. приговоренного варшавским военным судом к пожизненной ссылке в Сибирь, освободил в феврале при отправке к месту ссылки польский ленинец и многолетний сотрудник Эвиденцбюро Фюрстенберг-Ганецкий, затем его в апреле безопасным путем доставили в Берлин. Сам Ганецкий был задержан при освобождении другого товарища из тюрьмы и 8 марта 1907 г. сослан в Вятскую губернию, но уже в апреле бежал и явился к Ленину в Финляндию. Когда он в конце апреля по поручению Ленина поехал в Варшаву, его опять арестовали и 11 ноября отправили в Оренбургскую губернию, откуда он снова сбежал и вскоре оказался за границей в Западной Европе. В 1909–1910 гг. Ганецкий с несколькими товарищами курсировал между Берлином, Петербургом, Москвой и Краковом, пока не уговорил Ленина в 1911 г. обосноваться в Габсбургской монархии и не уладил в 1912 г. все формальности для его поселения в Кракове
[215].
Пограничный контроль эти и прочие товарищи проходили так легко, что Дзержинский и Ганецкий в 1907–1909 гг. без конца ездили туда-сюда, то и дело арестовывались и ссылались, но «каждый раз убегали»
[216]. И они, и многие другие по возвращении в Европу, как правило, сначала останавливались в Берлине, даже если раньше их с германской столицей мало что связывало. Это относится и к Карлу Радеку, жившему в Швейцарии подданному габсбургской короны, который, в целях подготовки побывав в Берлине, отправился оттуда с немецкими документами для участия в революции в Варшаву. В Берне Радек поддерживал отношения с Карлом Виталем Моором, которого Теодор Либкнехт подозревал в многолетней работе на германскую разведку
[217]. Радек тоже из варшавской тюрьмы вернулся в Германию, где Август Бебель позже исключил его из рядов немецкой социал-демократии на Йенском съезде СДПГ (1913), говоря о нем исключительно как о «субъекте», недостойном быть названным по имени.
