Через два дня после обнародования указа Временного правительства об амнистии Ленин впервые доверил бумаге план проезда через Германию в письме Инессе Арманд и, таким образом, сам представился возлюбленной — и будущим историкам — «как отец идеи»
[2696]. Он призывал Инессу попробовать убедить «богатых и небогатых русских дураков», которых «много» в западной Швейцарии (она жила тогда в Кларане), что они «должны попросить у немцев пропуска — вагон до Копенгагена для разных рев[олю]ц[ионе]ров. Почему бы нет?» Сам он, объяснял Ленин Инессе, будучи известным «пораженцем», этого сделать не может, инициатива должна исходить от «сволочи и дурней» оборонцев, а еще лучше — от «дураков в Женеве». «Вы скажете, м[ожет] б[ыть], что немцы не дадут вагона, — писал он. — Давайте пари держать, что дадут!» Следовательно, не позднее этого дня у него было согласие ВК на скорый транзит. Разумеется, предупреждал он Инессу, никто не должен знать, что идея принадлежит ему или ей, а то «дело будет испорчено»
[2697]. Своему приятелю М. М. Харитонову Ленин раскрыл замысел: «Пусть [другие] хлопочут, а мы тем временем подготовим иным путем поездку и поедем»
[2698].
Ленин действительно не ограничился письменными указаниями Инессе, отдел IIIb ВК тоже активно действовал среди эмигрантов через своих агентов (не случайно С. Ю. Багоцкий занял пост секретаря Цюрихского эмигрантского комитета). Сигнал мгновенно, в тот же день, дошел до лидеров социалистических партий. Уже вечером 19 марта образовался комитет репатриантов из циммервальдских социал-демократов и эсеров (в их число наряду с большевиком Зиновьевым и меньшевиком Мартовым входил эсер Натансон-Бобров), в котором Зиновьев ловко отдал инициативу меньшевистскому сопернику Ленина Ю. О. Мартову
[2699]. По простодушному предложению последнего комитет постановил предложить германскому правительству приемлемый с точки зрения международного права план обмена живущих в Швейцарии русских эмигрантов на пленных и интернированных в России немцев через германскую территорию и заручиться согласием на это Временного правительства.
Лишь после того, как запущенная Лениным инициатива среди эмигрантов была направлена на нужный путь, пришла пора завертеть дипломатические колеса. 20 марта «интернационалистически» ориентированный левый эсер Вейс (Цивин), поддерживавший контакты с группой Ленина, агент германского посольства, сообщил куратору, легационному советнику Карлу фон Шуберту, о желании большевистских эмигрантов уехать и рекомендовал им помочь
[2700]. В то же время агенты ВК и Ленина обратились к швейцарским властям. 23 марта барон фон Ромберг «совершенно секретно» доложил германскому МИД, что, как узнал федеральный советник Артур Хоффман, «здешние выдающиеся революционеры имеют желание возвратиться через Германию домой в Россию», и просил «указаний на тот случай, если подобные ходатайства поступят ко мне»
[2701]. В тот же день министр иностранных дел Циммерман передал запрос Ромберга с одобрительным сопроводительным письмом в Большую ставку
[2702]. Тем временем Ромберг прислал уже вторую за день телеграмму, прося инструкций по запланированному на 25 марта совещанию с Цивиным. Из ставки барон фон Лерснер «срочно» телеграфировал в МИД, что Высшее командование «не имеет возражений против проезда русских революционеров, если он будет осуществлен одним общим транспортом с надежным сопровождением»; правила пусть выработает отдел IIIb тылового учреждения Генштаба в Берлине сообща с Министерством иностранных дел
[2703]. 26 марта министерство уже просило барона Ромберга «срочно сообщить дату выезда и поименный список», считая «возражения Генерального штаба против отдельных лиц маловероятными». На всякий случай, если поездка не удастся, министерство гарантировало «обратный транспорт в Швейцарию»!
[2704]
Ленин не удовольствовался и этой массированной дипломатической поддержкой своего плана. Дабы снискать ему успех у публики, он решил ударить в колокола немецкой прессы и специально отрядил в Берн Карла Радека и Пауля Леви из Давоса — подбросить корреспонденту влиятельной «Франкфуртер цайтунг» д-ру Дайнхарду информацию, что русские эмигранты не прочь уехать через германскую территорию в обмен на немецких пленных, но не знают, как к этому отнесется германское правительство
[2705].
Когда эхо от этих разосланных широким веером сигналов вернулось к Ленину, он похвалил «план Мартова [!]»
[2706] и призвал товарищей энергично его поддерживать. Приписывание плана проезда в Россию через вражескую страну меньшевистскому сопернику обещало огромное преимущество в попытке примирить с его политически предосудительным содержанием эмиграцию и Временное правительство. Ту же цель преследовал замысел собрать на прощание «целый вокзал» всемирно известных борцов за мир. Однако Ромен Роллан, чьей славой Ленин надеялся сгладить ухабы на своей дороге в Петроград, прийти отказался и настоятельно советовал ему «не ездить через Германию»: «Какой урон вы нанесете пацифизму и себе самому, если сделаете это!»
[2707]
