Параллельно с «настройкой» германской разведки на случай войны Людендорф продолжал углублять сотрудничество с австро-венгерской разведкой. Тут «бодрящий»
[283] эффект на австрийцев произвел международный кризис вследствие присоединения австро-венгерской монархией Боснии и Герцеговины (1908), т. н. аннексионный кризис (1909), который не привел к войне благодаря вмешательству Берлина на стороне Вены. Во время кризиса, едва не столкнувшего Австрию в бездну большого конфликта, лишь два активных конфидента сообщали ей о военных диспозициях России
[284]. Попытки приобрести других информаторов в Российской империи терпели неудачу, за исключением некоторых успехов Львовского разведывательного управления: там капитан фон Ишковский сумел привлечь новых квалифицированных конфидентов, преимущественно из кругов ППС и русско-польских социалистов, к разведработе в российских приграничных районах. В течение сравнительно спокойного 1910 г. австро-венгерский Генеральный штаб постепенно начал излекать уроки из просчетов своей разведки. Весной ежегодное венское совещание его разведывательной группы указало на необходимость стандартизации шпионской деятельности перед лицом повышенной потребности в военной информации и постановило переработать действующую инструкцию для всех разведцентров «Цели разведывательной службы». Затем Генштаб стал уделять разведывательной деятельности усиленное внимание и увеличил бюджет на нее. Однако в первую очередь это касалось разведки в балканских странах и Турции. Что же до России, то венское Эвиденцбюро полагалось на знания опережающих его берлинских коллег и «в некоторой степени освобождалось от этой заботы Германией»: «При таких начальниках германской разведывательной службы, как полковник Брозе, а потом майор Вильгельм Хайе, связь между нами приобрела еще более тесный характер. Я не раз бывал в Берлине, майор Хайе в ноябре 1910 г. приезжал в Вену, и результаты наших совещаний были изложены в меморандуме „Р а з в и т и е р а з в е д ы в а т е л ь н о й с л у ж б ы с о в м е с т н о с Г е р м а н и е й“ [разрядка в тексте. — Е. И. Ф.]»
[285]. Не раскрытый автором вышеприведенной цитаты текст этого меморандума говорил о регулировании совместной работы в России. Хайе, назначенный начальником секции IIIb в 1910 г., сделал самой неотложной задачей своих сотрудников добывание русских планов развертывания. Его интересовали два ключевых вопроса: «1) Где будут развернуты корпуса виленской и варшавской армий? 2) Куда двинутся корпуса петербургской и московско-казанско-центральной армий?» При выведывании мер «повышения боеготовности русских» приоритет отдавался вопросу, «когда будет публично отдан приказ о всеобщей мобилизации русских вооруженных сил»
[286]. Поэтому Хайе настоятельно рекомендовал своим офицерам «доставать оригинальные материалы по развертыванию за плату», сколько бы за них ни просили. Поскольку по Виленскому военному округу кое-какие материалы уже удалось приобрести, теперь на очереди стоял Варшавский военный округ, где следовало прочесать все штабы
[287].
Варшавский военный округ в равной мере интересовал и германскую, и австро-венгерскую разведку. Соответственно центральной задачей в совместном ноябрьском меморандуме 1910 г. ставился «обмен поступающими сведениями о России», касающимися «дислокации русских… войск… вооружения, подготовки и оснащения… строительства системы укреплений и стратегической железнодорожной и дорожной сети, а также… развертывания вооруженных сил»
[288].
Тесные рабочие отношения между секцией IIIb при майоре Вильгельме Хайе (1910–1913) и Эвиденцбюро при полковнике Августе Урбаньском фон Острымече (1909–1914), на взгляд Вены, оправдывали себя хотя бы потому, что Эвиденцбюро по сравнению с секцией IIIb, как и прежде, страдало не только от недостатка средств, но и от нехватки надежных конфидентов в военно-политических центрах Российской империи; австро-венгерским военным атташе, в отличие от их немецких коллег, официально все еще запрещали вербовать и курировать осведомителей — хотя неофициально после аннексионного кризиса от австро-венгерских консульских служб в России очень любили требовать усиленного внимания к военным делам. С точки зрения немцев, сближение разведок Тройственного союза в 1910 г. было вызвано якобы «деятельностью разведки стран Антанты, все более выступающей как единое целое»; оно привело к «расширению знаний о действиях неприятеля и раскрытию определенных крупных дел», к которым В. Николаи причислял разоблачение полковника австро-венгерского Генштаба Редля в Праге
[289].
В рамках этого усиленного сотрудничества возросло значение (главных) разведывательных управлений в Галиции, которые — так же как немецкие разведывательные центры в Восточной Пруссии — поддерживали оживленное тайное трансграничное сообщение с Российской империей. Львовское разведуправление под началом капитана Генштаба фон Ишковского теперь сознательно следовало примеру немцев, привлекая «отдельных людей из польской социалистической партии… причем получило такие хорошие результаты, что в конце 1910 г., преодолев сомнения морального порядка, стало устанавливать связь с конфидентами, которых называла партия… Соседи Австро-Венгрии проявляли гораздо меньше щепетильности в использовании политических партий в своих целях»
[290]. Это известное указание Ронге на практику назначения агентов секретных служб партийным руководством, которая — как доказывает случай Свикке — в Германии успешно применялась заметно раньше, чем в Австрии.
Ноябрьский меморандум 1910 г., письменное соглашение о совместном шпионаже в Российской империи с определением главных направлений деятельности сторон, приобрел особое значение, когда в 1910–1912 гг. разведки обоих государств понесли тяжелые потери в своей военной агентуре и вынуждены были заменять «разрушенные сети»
[291] разоблаченных или выбывших из игры по другим причинам военных шпионов иным способом. Подготовка к возможной войне сделала методы проникновения немецких агентов в нужные российские военные учреждения грубее, а действия немецких пограничников в Восточной Пруссии, работавших на полковника Николаи, агрессивнее, что вызывало контрмеры с российской стороны. Так, арест российского почтового инспектора Фалька-Кокинса при посещении Восточной Пруссии побудил российские власти задержать на своей территории под Вержболово ответственного за это немецкого пограничного комиссара Дресслера из Эйдткунена — это один из «величайших конфузов германской разведки до 1914 года», ибо, по словам Гемппа, «на самом деле Дресслер, выходя далеко за пределы, поставленные прусскому чиновнику его министерством, уже давно работал на разведывательную службу под началом Николаи» и за свои заслуги был по ходатайству секции IIIb награжден высоким орденом. Своей «прогулкой» через российскую границу он нарушил служебные правила. Его арест в служебной униформе на российской стороне (16 апреля 1912 г.) и предпринятое в России расследование повлекли за собой внешнеполитические последствия, которые пагубно сказались на эффективности усилий секции IIIb в столь важном для нее приграничном секторе. Потеря Дресслера и других немецких агентов и шпионов
[292] в 1912 г., согласно Гемппу, «надолго закрыла для разведывательного центра очередной участок возможной работы, дорогу через Эйдткунен».
