Царь сразу ответил на звонок Сазонова из Генштаба и после короткого раздумья назначил ему аудиенцию на 15 часов, спросив, не возражает ли он против присутствия царского полномочного представителя при германском императоре генерал-лейтенанта И. Л. Татищева, уже вызванного на это время в Петергоф; Татищеву в тот же вечер предстояло «с инструкциями» ехать к императору в Берлин с чрезвычайной миссией. Царь принимал Сазонова и Татищева с 15.10 до 16.00. Сазонов доложил о депеше Свербеева и поведал о беспокойстве начальника Генштаба по поводу дальнейшей отсрочки всеобщей мобилизации, создающей «громадное преимущество» для Германии. Царь с удрученным видом протянул ему последнюю телеграмму от германского императора, с сожалением заметив, что на предложение обратиться в Гаагский трибунал, на который возлагали надежды он сам и российское Министерство иностранных дел
[705], Вильгельм ни словом не откликнулся
[706]. Взволнованным голосом он сказал, что император «требует от него невозможного»: хочет прекращения русской мобилизации, не упоминая об австрийской, хотя та как раз и послужила причиной российских военных мер. Исполнение требования немцев царь назвал «безумием», поскольку в таком случае Россия останется безоружной перед Австрией. Сазонов, придерживавшийся убеждения, что телеграммы императора «лишены всякого значения» и на них следует смотреть «просто как на риторический прием»
[707], заключил по содержанию этой телеграммы, так же как по устным сообщениям германского посла ранее, что «войны не избежать», «она давно решена в Вене», а Берлин требует «от нас капитуляции перед центральными державами, которой Россия никогда не простила бы Государю». Он заверил царя, что в данной ситуации не остается «ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации». Царь, терзаемый глубочайшим душевным волнением, возразил, что такое решение обречет «на смерть сотни тысяч русских людей». Сазонов ответил, что в противном случае Россия, сделавшая все, чтобы избежать конфликта, окажется не готова к навязанной ей войне и будет принуждена к жалкому существованию, зависимому от произвола центральных держав. После мучительных колебаний царь признал правоту Сазонова: вступать в войну неподготовленными опаснее. Он дал согласие на всеобщую мобилизацию и разрешил Сазонову немедленно передать его повеление начальнику Генштаба по телефону. Притом царь еще надеялся «найти способ помешать общей мобилизации быть бесповоротным поводом к войне» и уверял германского императора в очередной телеграмме, «что несмотря на означенную мобилизацию…»
[708] Решение, принятое царем во второй половине дня 30 июля, было объявлено начальнику Генштаба в 16 часов по местному времени и приобрело законную силу в виде указа Сенату 31 июля 1914 г. Обнародованное ранним утром, официальным путем оно достигло Берлина в первой половине дня (неофициально, т. е. от агентов, о нем, вероятно, узнали в Берлине уже вечером 30-го, потому что император тогда же распорядился приступить к подготовительному этапу мобилизации).
До сих пор неясно, когда именно в российском МИД получили сообщения об опровержении фон Ягова и не передали ли их министру хотя бы по телефону. Рассказы Сазонова и Базили такую возможность исключают, современный российский историк также считает, что эти новости, «естественно, стали известны Сазонову уже после аудиенции у Николая II»
[709]. По возвращении из Петергофа министр, должно быть, увидел, что генералы отнеслись к полуденной газетной заметке серьезнее, чем к послеполуденному опровержению, тем более что донесение российского военно-морского атташе в Германии Римского-Корсакова в Морской генеральный штаб во второй половине дня наводило на мысль о «ползучей» германской мобилизации
[710]. Римский-Корсаков докладывал о поездах с резервистами, отправляющихся из Франкфурта-на-Майне в Берлин и из Бремена в Киль, о составах с орудиями и боеприпасами и писал: «Известие это совпало со слухами, которые распространились по городу, что производится общая мобилизация армии и флота; однако очень скоро посол получил от… фон Ягова опровержение этого слуха… по телефону; вскоре после этого, около 3 часов дня, появилось на улицах экстренное прибавление к полуофициозной газете Lokal-Anzeiger, в котором опровергались слухи о мобилизации»
[711].
